– Ставки? Что ты имеешь в виду?

– Ну перед каждой игрой – каждый, кто захочет, будет делать свои ставки. На того, кто выиграет. Ты будешь?

– Конечно буду! Спрашиваешь! Меня медом не корми – дай сделать ставку! – и я вовсе не шутила. «Футбольный азарт» стал моим вторым именем. – А что будем ставить? Конфеты?.. Сигареты?..

– Да ничего, Люд. Ты же понимаешь, что кроме тебя и меня вряд ли найдется хоть кто-то, кто захочет что-то ставить… Так что это будут просто подсчитанные голоса.

Так или иначе мы вывесили нашу четвертьфинальную таблицу на холодильнике. А потом уже заменяли на полуфинальную и финальную таблицы. И все желающие могли узнать дату предстоящей игры, страны и команды. И заранее обдумать, за кого болеть. Так и начался чемпионат. Как правило, здесь, на общем блоке, телевизор смотрели и так допоздна. Без особого разрешения. Частенько после отбоя на кухне кто-то усаживался выпить чаю, подъезжали «судовые» – перекусить под светящийся экран телевизора. Им по ночам и вовсе давался «зеленый свет» для ночного бдения. Только когда надвигался какой-нибудь начальственный обход, прибегал дежур и приказывал «срочно все выключать и укладываться по местам!»

Так что матчи можно было смотреть почти без проблем. Но я, заглянув в первый вечер чемпионата на кухню и увидев, что все места заняты, решила, что смотреть на этот раз ничего не буду. Я просто не высижу несколько часов в толпе на этой железной лавке. Да еще среди ночи! И я начала следить за счетом со своего спального места.

Накануне каждой игры Лизка опрашивала народ, кто за кого будет болеть, подсчитывала и вписывала «ставки». К примеру, десять голосов за Бразилию, пять – за Францию. А после матча она отмечала, кто победил на самом деле. И за этими цифрами с азартом следила большая часть камеры, ведь нам очень не хватало позитивной движухи. К тому же о «Чемпионате мира» трубили со всех телевизионных каналов. Мы видели, что весь мир буквально сходит от этого с ума! Из репортажей узнавали, как украсили наши города, сколько иностранных болельщиков приехало в страну… Мы видели, в какой ажитации пребывает все российское население. И нам – пусть мы и были в изоляции – вовсе не хотелось оставаться в стороне от этого праздника жизни.

И мы не оставались. Правда, на свой, тюремный лад. Однажды уже после отбоя открывается дверь. И на пороге возникают две женщины. С матрацами. Очень смуглые, носатые, с чернющими волосами. Низенькие, некрасивые. Стоят, испуганно озираются. Цыганки, что ли? Не похоже… Все, кто не спал – а не спали почти все, так как шел очередной матч – с любопытством обступили новоприбывших.

К ночным гостьям, как водится, подходит Ракият. Что-то спрашивает. А потом как закричит:

– Вебер! Ты спишь?

– Еще нет!

– Спускайся! Тут талмудчик требуется!

Я спустилась с «пальмы», подошла.

– Вот, кажись иностранки. Поговори с ними.

Незнакомки что-то быстро лепечут. И я понимаю, что это не английский.

– Эспаньоле? – распознаю язык. Все же не зря смотрела столько голливудских фильмов и сериалов!

– Си! Си!

Так, понятно.

– Ракият, они на испанском говорят. Не на английском…

– Вебер, ты мне не помогаешь!

– Ладно, ладно. Окей… Do you speak English?

– A little… – отзывается одна.

И рассказывает, что ее зовут Эва, что они – болельщицы из Перу, приехали на чемпионат. Их арестовали за кражу и вот привезли сюда, в тюрьму.

Я перевожу все это Ракият.

– Как за кражу? Не может быть… А постановление у них есть?

– Have you got any documents? А legal paper? Компренде? – спрашиваю Эву.

Она роется в карманах и протягивает сложенный листок. И вторая протягивает свою бумажку. Да, это постановления по мере пресечения. Ракият берет и читает, а вторую беру читать я.

– Слушай, это настоящий бред – написано 158-я статья УК РФ. Кража. Разве за нее могут в СИЗО закрыть? – говорит Ракият.

– По ходу могут. Видишь, тут написано, раз не гражданки России, значит, скроются от следствия и прочее.

– Ясно… Но все равно, с этой статьей их не могут селить в нашу камеру. Мы же тяжелостатейники!

– Ну да… Это странно, что их к нам завели.

– Так, погоди. Надо разобраться. Пока ничего не делаем.

И Ракият принялась барабанить в корму и орать: «Дежур! Дежур!» Вскоре корма распахнулась, и показался дежур:

– Что?

– Вот! Вы это видели? – Ракият протянула ему документы перуанских болельщиц.

– И что?

– А то! У них 158-я! Легкая статья! Они не должны быть в нашей камере!

Дежур забрал бумаги и корма захлопнулась. А через минут пятнадцать открылась дверь, и дежур говорит:

– Так, скажите этим, чтоб выходили…

– Значит, их – к легкостатейникам? – спрашивает Ракият.

– Да! С этими иностранками одна морока! Понаехали тут! – с досадой выругался дежур, который сам был ни разу «не москвич».

И перуанок увели. А девчонки поржали над нашим бестолковым персоналом и продолжили смотреть игру дальше.

Так и было: если заключенный не говорил по-русски, наши дежура просто терялись как дети. И я вспомнила один случай, произошедший вскорости после того, как я попала в 107-ю.

Как-то выводят нас на прогулку, и мы уже приближаемся к выходу на улицу, и вдруг дежур спрашивает:

– У вас кто-нибудь говорит по-английски?

– Вебер! Вебер говорит! – загалдели шедшие со мной девчонки.

– Ну я говорю. Немного, – отзываюсь я.

Озабоченное выражение тут же слетает с его лица. Дежур буквально просиял:

– Отлично! Пойдем-ка со мной. А вы тут подождите!

И ведет меня дальше по коридору. Надо сказать, что «Печатники», по сути, представляли собой огромный полый квадрат. И по этим коридорам можно было бы обойти весь изолятор по периметру, не выходя при этом на улицу. И вот сейчас мы шли и шли вперед по направлению к спецблоку, который находился на противоположном от нашей камеры крыле. «На “спецы”, что ли, идем?» – подумала я. Но нет. Не на «спецы». Туда мы не дошли, а остановились у камеры с табличкой «карантин». Что? На первом этаже тоже есть карантинные камеры? А я и не знала!

Дежур отпер дверь и говорит:

– В общем, тут одна иностранка вчера ночью поступила. Ты можешь поговорить с ней? Она чего-то там плачет. Не ест ничего. Нужно как-то ее успокоить. Спроси, может что-то надо?.. Может, уговоришь сходить на прогулку? Вместе?

– Конечно, попробую.

Я вошла в камеру. Которая была такого же размера, как и спецблоковская и любая карантинная. Но из-за того, что в ней нет вещей, кажется просторнее. И здесь так неуютно, совсем не по-жилому… Увидев меня, сидевшая на нижнем ярусе нар девушка