Со своей стороны, Мэрилин, к полному удовлетворению Гринсона, уже дошла до такого состояния, что действовала только с его согласия, строила свою светскую жизнь и общение с людьми согласно его оценкам и соглашалась на предлагаемые роли или отвергала их только с его разрешения (например, об участии в картине Хьюстона, посвященной Фрейду, вообще не могло быть и речи, хотя ей очень хотелось сыграть в ней). Косвенным образом заглушая похвалы в адрес Джульетты, которые так его злили, Гринсон оставлял Мэрилин у себя в доме, делал актрису членом собственной семьи. Пустив в обращение информацию о ее шизофрении и получив от своего коллеги Милтона Векслера одобрение применяемого им столь нетрадиционного метода лечения (но наверняка не того, чтобы давать своей пациентке такое огромное количество наркотиков), Гринсон — под предлогом необходимости упорядочить жизнь Мэрилин — великолепно все организовал. «Идем со мною, — казалось бы, вещал он. — Откажись от славы, а тем самым подтверди мое превосходство». Вот на что толкал актрису своим поведением Ральф Гринсон. Около Мэрилин Монро он стал в конечном итоге не только музыкантом-исполнителем, но и автором инструментовки, а также дирижером.

В принципе, Гринсон был — он даже сам боялся, что кто-либо может о нем так подумать, — олицетворением Свенгали для сей новой Трильби, эдаким артистом вселенского масштаба. Как и Юнис, он благодаря Мэрилин изменил ненавистную структуру собственного прошлого и сделал других зависимыми от себя. Юнис Мёррей стала убогой и увечной версией все более выздоравливающей Мэрилин; а Ральфа Гринсона сейчас мучил психоневротический страх перед тем, что его оттолкнут и отвергнут, — словом, как раз перед тем, от чего старалась отучиться Мэрилин.

Судя по всему, в четверг окончательное решение о прекращении психотерапии не состоялось: они собирались дискутировать по этому поводу на протяжении нескольких последующих дней, а может быть, и позднее, после приезда Джо и установления супругами их совместных планов на будущее. Во всяком случае, задача, которая стояла перед Мэрилин, когда она передавала Гринсону эту драматическую новость, не принадлежала к числу легких.

Каким бы ни было течение указанного психотерапевтического сеанса, Мэрилин попросила Юнис отвезти ее за покупками в Беверли-Хилс и западный Голливуд. Последним местом, где они задержались, был антикварный магазин на бульваре Санта-Моника — рай для коллекционеров всяких старинных вещиц, куда Мэрилин заглянула в поисках прикроватного столика. «У меня в Брентвуде дом, построенный в испанском стиле, — сказала она владельцу магазина по имени Билл Александер, — и я ужасно счастлива, потому что выхожу замуж за человека, который когда-то уже был моим мужем». Они потолковали о мебели, и Мэрилин выбрала себе столик, который ей должны были доставить в субботу. Актриса испытывала желание побыть здесь еще немного, покопаться в разном старье, поболтать, но (по утверждению Александера) «ее экономка и спутница, производившая впечатление особы неспокойной и взволнованной, сказала: "Мэрилин, нам уже пора возвращаться. Я подожду тебя в машине"». Около шести часов Мэрилин пригласила Аллана Снайдера и его жену Марджори Плечер к себе домой на шампанское с икрой. Оба они вспоминали, что актриса была очень счастлива, полна очарования и оптимизма, излучала юмор и здоровье.

В пятницу, 3 августа 1962 года, — как сообщило вечером в своем информационном сервисе для газет агентство Ассошиэйтед Пресс, а на следующий день утром повторила «Лос-Анджелес таймс — Роберт и Этель Кеннеди вместе с четырьмя своими детьми прилетели в Сан-Франциско, где их приветствовал старый друг Джон Бейтс с семьей. Супруги Кеннеди на весь уик-энд отправились погостить на ранчо Бейтсов, расположенное за Гилроем — в ста тридцати километрах к югу от Сан-Франциско и в пятьсот шестидесяти километрах к северу от Лос-Анджелеса, высоко в горах Санта-Крус; в понедельник, 6 августа, начинался съезд Американского общества адвокатов, на пленарном заседании которого генеральный прокурор должен был произнести вступительную речь, открывающую работу съезда.

Данная заметка в колонке светской хроники не имела бы никакой связи с жизнью и смертью Мэрилин, если бы не тот факт, что с 1962 года всему этому делу придается привкус скандала утверждениями о том, что Роберт Кеннеди не только тайно встречался с Мэрилин во время указанного уик-энда, но и непосредственно замешан в ее смерти. Источник и распространитель этих сплетен — а также запускаемых параллельно с ними абсурдных теорий об убийстве, которое пытались затушевать, поскольку преступление было запланировано такими ведомствами, как ФБР и ЦРУ, — в общих чертах рассмотрены в послесловии. Однако к этому следует присовокупить краткое описание уик-энда генерального прокурора, а также показания нескольких свидетелей, которые присягают, что Роберт Кеннеди все это время находился в значительном отдалении от Лос-Анджелеса.

Семьи Кеннеди и Бейтсов уже довольно давно дружили, и приглашение было со стороны супругов Бейтс своего рода реваншем за предшествующий уик-энд, который они провели в Хикори-Хилл, имении Роберта Кеннеди в штате Виргиния. Джон Бейтс, которому тогда было сорок лет, окончил в 1940 году Стэнфордский университет и три года прослужил в военном флоте. Через своего коллегу по учебе Пола Б. Фэя, близкого друга Джона Ф. Кеннеди, Бейтс познакомился и подружился с семьей Кеннеди. После войны, в 1947 году, Бейтс получил в Беркли степень доктора юриспруденции и начал работать в юридической фирме «Пилсбери, Мэдисон и Сатро» в Сан-Франциско, где зарекомендовал себя настолько хорошо, что некоторое время спустя стал там одним из компаньонов и членом правления.

Когда Джона Кеннеди выбрали президентом, Джон Бейтс был уже одним из наиболее уважаемых и пользующихся наибольшим авторитетом юристов Калифорнии, занимая, в частности, почетный пост председателя судебной комиссии Общества юристов в Сан-Франциско. Ничего странного, что новая вашингтонская администрация попросила его руководить антимонопольным отделом в министерстве юстиции. Бейтс всерьез размышлял над этим приглашением, но в конечном итоге отверг его, поскольку предпочел остаться в своей юридической фирме и жить в Калифорнии, где вместе с женой воспитывал троих детей.

«Это было трудное решение, — сказал Бейтс через много лет, — но я отказался, хотя чувствовал себя весьма благодарным и обязанным. Когда я узнал, что генеральный прокурор [он же — министр юстиции] должен выступать на съезде адвокатуры, мне захотелось выразить ему свою благодарность за предложение войти в состав администрации Кеннеди; вот почему мы вместе с женой и пригласили Боба на уик-энд». Несомненно, что Роберт Кеннеди во время того уик-энда постоянно пребывал на ранчо Бейтса в удаленном Гилрое; в принципе говоря, это было всесторонне подтверждено не только семьей Бейтса и работавшими у него людьми, но (в ближайший понедельник) и местной газетой «Гилрой диспетч». «Прокурор и его семья были с нами все время от пятницы пополудни вплоть до понедельника, — сказал Джон Бейтс, — и у него отсутствовала чисто физическая возможность съездить в Южную Калифорнию и вернуться оттуда». Все утверждения, противоречащие этому сообщению и приводимые средствами массовой информации и так называемыми очевидцами, Бейтс всегда считал «скандальными, абсурдными и позорными».