Его горечь была оправдана: он и почти 150 000 его соотечественников храбро воевали бок о бок с частями союзников, понеся большие потери в Италии и на северо-западе Европы. «Мы, поляки в форме, составлявшие одно целое с вооруженными силами Британии, стали мерзким пятном на английской совести»5, – писал офицер ВВС Б. Львов. В 1945 г. за неприятие сталинского марионеточного режима в своей стране подобные люди стали париями. Поляки закончили войну так же, как и начали, – жертвами циничных реалий политики. Андерс, Львов и многие их товарищи избрали изгнание на Запад вместо возвращения домой под власть СССР, где их, скорее всего, ждала казнь. Американцы и британцы избавили пол-Европы от одной тоталитарной тирании, но не располагали политической волей и военными средствами для спасения 90 млн жителей Восточной Европы от нового, советского рабства, которое продолжалось более полувека. Воистину высокой оказалась цена объединения со Сталиным для уничтожения Гитлера.

В победивших народах простые люди приветствовали исход борьбы как победу добра над злом, не понимая того, как много было в мире тех, для которых освобождение было отравлено. На Шеффильд-стрит, где жила домохозяйка Иди Разерфорд, на нескольких стоящих вплотную друг ко другу домах был написан лозунг: «БЛАГОСЛОВИ БОГ НАШИХ ПАРНЕЙ ЗА ЭТУ ПОБЕДУ». Она с друзьями так рассуждала о Черчилле: «Все были согласны, что нам выпало большое счастье иметь такого лидера. Я снова почувствовала благодарность за то, что родилась британкой»6.

Миллионы скромных людей не задумывались о мировых проблемах, но имели массу трогательных личных поводов для благодарности. 7 сентября 1941 г., накануне отплытия на Дальний Восток, девятнадцатилетний артиллерист из Ист-Энда Боб Графтон написал своей любимой Дот: «Дорогая, я знаю, что ты дождешься меня. Дорогая, знаешь ли ты? Я обещаю, что, пока мы в разлуке, я никогда-никогда не дотронусь до другой женщины, ни физически, ни в мыслях. Я говорю это совершенно серьезно… Вечно Твой, с Любовью и Преданностью, которые так глубоки, что их огонь горит даже во сне, Боб». Накануне падения Сингапура Графтон бежал на джонке на Суматру, потом жил в джунглях, пока в марте 1942 г. его не поймали японцы. Выжив в рабстве, в том числе два года на железной дороге в Бирме, он написал Дот в сентябре 1945 г. с военного судна, отправлявшегося на родину: «Я знаю вот что: из нас двоих твоя доля была тяжелее. Потому что я мужчина (возможно, я стал им преждевременно), а мужчины должны воевать, а женщины – оплакивать. Моя доля не была исключением, твоя же была… Хоть мы и потеряли четыре года, мы заживем так, чтобы никогда не сожалеть об этом»7. История Графтона закончилась неожиданно благостно: он женился на своей Дот, и они жили долго и счастливо.

Артиллерист Дэвид Маккормик попал в плен в Северной Африке в декабре 1941 г. и провел более трех лет в итальянских и немецких лагерях. Вскоре после победы его будущая жена встретила его на станции в Солсбери. «Он был очень худым, очень бледным, с огромнейшей шишкой на лбу. На мне было синее платье в белый горошек с бантами, за которое я отдала несколько одежных талонов. Не могу вспомнить, поцеловались ли мы. Не думаю, наверное, все-таки позже, когда мы остановились на старой дороге в Дичхэмптон. Мы оба очень волновались. Он извинился за синяк, объяснив, что в первый вечер свободы несколько бельгийцев слишком обильно угостили группу пленных, и после этого он “вошел” в противотанковый еж. Он очень много говорил… Он отчаянно желал как можно быстрее сбросить с себя груз пережитого»8.

Однако многие, вернувшись домой, обнаружили, что старые связи дали трещину, прежние страсти улеглись; им пришлось довольствоваться тем, что сами они остались в живых. Для миллионов возвращение вообще не состоялось: предшествующей осенью Кэй Кирби стала вдовой в двадцать один год, когда ей пришло сообщение, что ее муж, штурман бомбардировщика, пропал без вести над Германией. Поскольку тело не нашли, она продолжала надеяться. «Много лет я ждала, что Джордж появится. Я не могла смириться с мыслью, что он не вернется… До того, как Джорджа отправили на фронт, когда он неожиданно приходил на побывку, он стучал ко мне в окно вешалкой для одежды. После того как он пропал без вести, я много раз подходила к двери, потому что мне чудилось, что он стучит в окно. Конечно же, никого там не было»9.

Интеллектуалы размышляли о том огромном опыте, через который прошел мир. Артур Шлезингер скупо написал: «Это была, я полагаю, Хорошая Война. Но, как все войны, наша война сопровождалась зверствами и садизмом, тупостью и ложью, напыщенностью и трусостью. Война остается адом, но некоторые войны имели под собой приличные мотивы и приносили благотворные плоды»10. Еще один историк, Форрест Пог, который проехал всю северо-западную Европу с американской армией, писал: «Несмотря на то что война дала мне шанс больше повидать мир и разных людей, она же привела меня в замешательство… Я жил гораздо более скучной жизнью, чем раньше… Я узнал, насколько человек близок к животному… это сделало меня более реалистичным, более терпимым и снисходительным к человеческой хрупкости… [но также] настолько запутало, что я до сих пор не смог найти никаких ответов»11.

Хотя группы японских солдат месяцами и даже годами продолжали скрываться и даже вести партизанскую деятельность на Филиппинах и отдаленных тихоокеанских островах, в Японии Макартур и его оккупационная армия были приняты с почти рабским почтением. Многие из воинов Хирохито, которые заявляли, что готовы умереть за императора, признались, что вздохнули с облегчением, когда жертвы не потребовалось. 23 августа капитан Ёсиро Минамото и тридцать членов экипажа смертников лодки-торпеды «Кайтэн» вылезли из укрытия на острове Токасики, недалеко от Окинавы, услышав американские призывы через громкоговоритель. «Я хотел, чтобы все было, как положено, – говорит Минамото, – поэтому попросил всех постирать комбинезоны и почистить оружие. Мы прошлись маршем, поклонились в сторону Токио и отдали честь, потом я повел группу с белым флагом навстречу американским рядам. Они обращались с нами очень хорошо. Я был счастлив, что выжил»12.

15 августа все подразделения островной части недалеко от Японии, где Тосихару Конада командовал еще одной торпедой «Кайтэн», получили предупреждение: непременно включить радио. Прием был слабый, поэтому они не могли услышать объявление Хирохито о капитуляции и предположили, что пропустили обычное патриотическое обращение. Конада узнал новости только после того, как съездил в штаб острова в горы. Вышестоящий офицер приказал всем подразделениям оставаться в состоянии максимальной боеготовности. Никто не догадывался, что произойдет дальше: предполагали, что радиообращение могло быть американской уловкой. Пораженный и озадаченный, Конада решил прогуляться вниз с горы к морю, собираясь с мыслями. Он допускал, что ему и его товарищам могут велеть пойти на смерть. Если его народ потерпел поражение, никакое другое решение не казалось благовидным.

В данном случае эти молодые люди, которые вызвались умереть, оставались в готовности запустить свою торпеду еще месяц, медленно привыкая к мысли, что они, возможно, не умрут. Чтобы его люди не скучали и научились чему-нибудь полезному для будущего, Конада начал преподавать им естественные науки и английский язык. Только в конце ноября 1945 г. он добрался до дома своих родителей на большой земле. Его отец, также морской офицер, вернулся с войны убежденный, что его старший сын погиб: из-за бюрократической неразберихи Конаду внесли в официальный список штурманов «Кайтэн», погибших при атаке американских кораблей. «В те времена японские отцы не показывали своих чувств, – пишет несостоявшийся смертник. – Он просто сказал: “Мы думали, что больше не увидим тебя”, – но я понял, что он был счастлив»13. Другие семьи не были столь удачливы: из огромного количества японских военных, попавших в руки СССР в результате последней краткой кампании в Маньчжурии, 300 000 погибло в плену.