Пришлось начинать все сначала: выходить из облачности, искать разрыв и ловить миг удачи. А сумерки достигли максимума, скоро начнет темнеть… Бесконечно долго, не меньше четверти часа кружил Блинков над припаем, пока не усмотрел площадку длиной примерно с три четверти километра, то есть вполне достаточную, если своевременно начать снижение. Развернувшись на 180 градусов, Блинков лег на обратный курс и вышел против ветра.

– Приготовиться к посадке!

Тридцать… двадцать… десять…

Лыжи ударились о поверхность, самолет, подпрыгивая и трясясь, стремительно понесся по припаю, и для уменьшения длины пробега Блинков полностью отклонил закрылки. Скорость стала быстро гаснуть, но в тот самый момент, когда Блинков уже уверовал, что сел благополучно, самолет резко тряхнуло, бросило вправо, он клюнул – и остановился…

Очень не понравился Блинкову этот не очень четкий, но все-таки клевок.

– При-ехали, – опустошенно протянул Уткин. – Плохие дела, командир.

Холодея от догадки, Блинков непослушными руками отстегнул ремни и поспешил на выход.

При столкновении с полуметровым ропаком подломился один из подкосов передней стойки шасси.

Обнаружит ли он в избушке людей, Блинков еще не знал, а вот в том, что с припая теперь не взлететь, никаких сомнений не было.

Признание

Анисимов потемнел лицом.

– Так и сказал, на Медвежий?

– Да, дядя Илья, на Медвежий, – торопливо ответил Гриша.

– И больше ничего, дружок?

Гриша на мгновенье заколебался.

– Сказал, что там много еды и он принесет.

– И больше ничего? – настаивал Анисимов.

– Взял с меня слово, что я никому не скажу, – признался Гриша. – То есть никого не разбужу, а буду ждать, пока вы не проснетесь.

– Так. – Анисимов стал натягивать сапоги, отбросил их. – Возьму твои, Боря, мои не высохли. Сколько времени прошло, как думаешь, Гриша?

– Это я знаю точно, три часа и еще несколько минут.

– Откуда такая точность? – удивился Белухин. – Часов-то у тебя нет.

– А я больше не спал, лежал и считал, – с гордостью сказал Гриша. – Я был уверен, что меня об этом спросят.

– И зря лежал, – буркнул Кислов. – Сразу разбудить нужно было.

– Хорошо. – Анисимов обул сапоги, потопал ими, поставил на предохранитель и сунул в карман куртки пистолет. – То есть хорошего мало. Захар, Михаил Иваныч, Солдатов, Игорь – пойдете со мной.

– Нельзя вам, температура у вас сильно повышенная, – запротестовала Лиза. – И Слава со вчерашнего не отошел…

– Захар, прихватишь из тамбура колун, – выходя, напомнил Анисимов.

– Погоди, – слезая с полатей, заторопился Белухин, – может, и я.

Охнув, он замер, согнувшись, и махнул рукой.

* * *

За ночь погода ухудшилась. Ветер выл, свистел, резал лицо, в сумеречной мгле даже в трех метрах виден был лишь силуэт идущего в цепочке рядом, а следы заметало на глазах: сделаешь несколько шагов, обернешься – а твоих дальних следов уже нет, будто не ты здесь шагал, а бесплотный ангел.

Затемпературил, нашел место и время, упрекнул себя Анисимов. Дышать было трудно, лихорадка била его. Хорошо хоть догадался сухие сапоги обуть. Наверное, наглотался холодного воздуха, когда драпали с Димой от медведя, заметили его вдалеке, а ведь за какие-то две минуты догнал; если б своими глазами не видел, никогда бы не поверил – такие прыжки зверюга выдавал, куда там олимпийским чемпионам. И потом, когда с Белухиным пошли на скалу – сгоряча грудь нараспашку, а потный был, вот и схватило. Ладно, разойдусь как-нибудь…

Вылазку он, конечно, затеял безнадежную, но не делать ее нельзя. За три с лишним часа с Димой могло произойти всякое. А вдруг понял, что до Медвежьего не добраться, и стал возвращаться на Колючий? В этом случае есть надежда, что блуждает он где-то неподалеку и цепочка из пяти человек может его зацепить. Только вряд ли он повернет назад, не в его характере это, будет пыхтеть, ползти вперед как паровоз, пока хватит угля, а кончится – еще и по инерции… И все равно вылазка имеет смысл, вернее, будет иметь, если добраться по меньшей мере до айсберга: обнаружатся там Димины следы – значит направление он выбрал верное, а не обнаружатся…

На припае задуло так, что цепочку спружинило – люди инстинктивно подтянулись друг к другу. Сгорбившись, натянув на лица шарфы по самые глаза, они старались идти совсем рядом, и Анисимову приходилось покрикивать на них, чтобы растянуть цепочку. Людей шатало, и не столько от ветра, понимал Анисимов, сколько от слабости; разъезжались, скользили по льду ноги, то один падал, то другой, но ни взглядом, ни словом никто не намекал на бессмысленность этой вылазки. Как и вчера, хуже всех приходилось Солдатову, который сдуру не надел на Диксоне теплое белье (на совет Белухина отмахнулся презрительно – никогда, мол, не ношу); совсем закоченел Солдатов и еле плелся. Можно было, конечно, оставить его дома, но делать поблажки растяпам Анисимов не любил. Ничего, молодой еще, жилистый, отойдет, а урок запомнит.

Сильный, чуть не сбивающий с ног порыв ветра на миг разогнал пелену, и Анисимов различил впереди айсберг. «Через него, что ли, дорога на Медвежий?» – спросил вчера Дима. А ему, Анисимову, и в голову не пришло, что спросил Дима не просто так, а с дальним прицелом! Эх, не тот получился у них разговор…

Хотя айсберг, казалось, возвышался совсем близко, добирались к нему долго, не меньше получаса. Минут десять потратили только на то, чтобы обойти широкую полынью, да еще один раз Захару померещился медведь; сгрудившись, долго ждали и всматривались, пока не догадались, что это небольшой торос: встреча с медведем, особенно с подранком, сулила мало хорошего, да и патронов в «Макарове» осталось всего четыре штуки.

Дальше к айсбергу не шли, а чуть ли не бежали.

– Илья Матвеич! – закричал Игорь. – Есть!

У подножия айсберга с подветренной стороны отчетливо виднелись следы.

* * *

Дав людям передохнуть в защищенном от ветра месте, Анисимов решил возвращаться назад.

Уже в нескольких шагах от айсберга следы терялись – их давным-давно замело; а поле впереди лежало открытое – с верхушки айсберга это было отчетливо видно; в поземке на таком поле ничего не стоило заблудиться, да и сил у оголодавших людей осталось немного. В этих условиях продолжать идти вперед было напрасным и, хуже того, опасным донкихотством, которого бы никто не понял.

Только здесь, стоя на верхушке айсберга, Анисимов осознал, насколько жалкой была его надежда – чуточку успокоиться, если обнаружатся Димины следы. Что толку в том, что направление он взял верное, когда впереди адова пустыня. Коченея, Анисимов долго стоял и смотрел в расстилающуюся перед глазами темно-серую круговерть, и как тогда, когда