Я рассмеялась, с улыбкой же глянула на подходившего к нам Максима Александровича.

– Еще на шаг отойди, Игорь, она со мной, – но голос его при этом не был раздраженным.

– А! – парень тут же поднял открытые ладони вверх, но говорил со смехом. – Привет, Макс, давно не заходил. Ты Риту искал? А я твою нижнюю тут по всем фронтам обложил, чуть сам не влюбился!

– Я тебе влюблюсь, – Максим тоже улыбался. Никакого напряжения у обоих.

– Но ты б на нее ошейник-то надел, – Игорь вдруг озорно подмигнул мне.

Они пожали друг другу руки, и тут же попрощались. Когда мы остались наедине, я сказала твердо – просто посчитала нужным это сказать и именно твердо, чтобы не возникло недопонимания:

– Он ко мне не приставал. И я с ним не заигрывала.

– Знаю, – он подал мне руку. Теплая ладонь – лучшее проявление тепла. Повел вниз. – Кстати, на будущее. Тебе нечего тут бояться. Места разные бывают, но за это я поручусь. К тебе может подойти дом, предложить что-то – и ты можешь отказать. Или можешь попробовать одну сессию, а потом отказать. До подписанного договора ты никому не принадлежишь. И подписывая договор, ты расписываешься именно в том, что хочешь принадлежать именно этому человеку, но на оговоренных условиях. Ошейник – это больше, чем обручальное кольцо. Это признание, которое видят все остальные. Если на тебе ошейник, то в твою сторону ни один дом даже не посмотрит. Ты добровольно и полностью отдалась другому, ты не стесняешься это продемонстрировать. Поэтому такие решения лучше хорошенько обдумать. Запомни, вдруг пригодится.

Я только усмехнулась:

– Спасибо за информацию, но вряд ли она мне понадобится.

– Хочешь чего-нибудь? – он вдруг сменил тему. – Тут кондитерская недалеко.

– Пирожные? Да, хочу! – мне просто нравилось тепло его руки, поэтому и настроение становилось все лучше.

– Любишь сладкое?

– Еще как!

– А вот я на всякий случай запомню, вдруг пригодится… – и, притянув к себе, поцеловал в волосы.

Пирожные на самом деле были потрясающими. Я сначала хотела заказать все разом, но остановилась на шоколадном. Максим Александрович с легкой улыбкой смотрел на меня, но себе заказал только черный кофе.

Уже было довольно поздно, в это время мы обычно ложились спать. Но как же не хотелось возвращаться домой! Потому я тянула удовольствие, но он так и не начал торопить. Если человек и способен кому-то принадлежать – мыслями, всеми эмоциями – то только в такие моменты уюта, только с такими взаимными взглядами и невесомыми улыбками без подтекста.

В квартире он только пожелал спокойной ночи и отпустил меня. Я перед дверью в свою спальню развернулась и сказала – это был порыв, но прозвучало отчетливо, именно так, как должно было быть:

– Спасибо, господин!

– Пожалуйста, моя хорошая.

Но утром, после уже почти привычного минета, сказал:

– Сегодня вечером будет наказание за нарушенное правило. Помнишь?

– Да, господин, – я смотрела снизу вверх, не решаясь подняться на ноги без разрешения.

– Если будешь послушной, то я запланировал только урок для тебя.

– Я буду послушной, господин.

И рабочий день показал, что я перестаю его бояться. Нет, мандраж накатывал волнами, но теперь без истерики и страшных картин перед глазами. Мне просто надо без пререканий делать все, что он скажет! И тогда он не прикажет делать что-то невообразимое. Откуда появилась такая уверенность, ведь никаких существенных доказательств тому не было? Наверное, дело в том, что человек не может бояться бесконечно. Он устает. Изматывается. И начинает принимать ситуацию, как бы раньше она его ни пугала.

Но оказалось, что не все приказанное, можно запросто выполнить. В квартире еще был повар, он крикнул приветствие с кухни и зачем-то напомнил, что еще целый час до ужина. Максим Александрович сказал мне тихо:

– Прими душ, разденься и в мою комнату. Пятнадцать минут.

Это все ничего, но если повар увидит, как я голая бегу из своей комнаты в другую? Поэтому приготовившись, сначала приоткрыла дверь – но нет, мужчина на кухне напевал какую-то песню и звенел кастрюлями, он даже не думал приближаться к проходу. Потому я на цыпочках и затаив дыхание прошла к Максиму Александровичу. Он уже тоже переоделся. Сидел на полу, облокотившись на кровать. Я прикрыла дверь и повернулась к нему в ожидании приказа.

– Иди сюда. Сядь передо мной.

Я опустилась на колени.

– Раздвинь бедра как можно шире. Теперь слушай: это мучительное томление необходимо. Именно поэтому я запретил тебе ласкать себя. Ты должна научиться ждать, должна испытывать удовольствие только в моем присутствии и только тогда, когда я этого захочу. Но раз ты такая любительница себя трогать, то давай, сделай это прямо сейчас.

Я непонимающе уставилась на него.

– Если тебе нужно для этого что-то, то скажи. Только чтобы я все видел. Ну, чего ждешь? Попробуй для начала стимулировать себя пальцами – это самый простой способ достичь оргазма. Ты должна кончить, но на этот раз для меня.

Я нерешительно запустила палец межу половых губ, не пытаясь погрузить его во влагалище. Нашла место, где соприкосновение вызывало приятные ощущения.

– Ноги шире. Покажи мне все.

Я водила пальцем туда и обратно, но это было скорее просто приятно, чем возбуждающе.

– Быстрее. И не опускай лицо. Ты должна видеть, что я наблюдаю.

Увеличив темп, я ощутила небольшой прилив возбуждения, но меня отвлекало смущение. От взгляда Максима я терялась, хотелось сжать ноги – кажется, так будет проще. Задвигала рукой резче. Зачем он смотрит так серьезно? Ему нравится мое унижение? Он вдруг приблизился, и надавил мне на колени, заставляя раскрыться полностью.

– Давай, девочка, еще сильнее.

И вдруг я ощутила более мощный прилив – именно от его взгляда. Оттого, что я делаю то, что он приказал, что он не оставил мне выбора. Даже вырвался небольшой стон.

– Очень хорошо. Но мне кажется, ты недостаточно стараешься. Ты должна кончить для меня, а не только разогреться.

Но возбуждение отступало, так и не достигая пика. Теперь мне даже нравилось, что он смотрит. Как именно он смотрит. Ему доставляет удовольствие это зрелище. Мне доставляет удовольствие его принуждающий взгляд. Снова волна… и опять спадает, будто ее подсекает что-то. Минут десять или двадцать, или все полчаса меня поднимало вверх, но тут же скидывало обратно. Клитор уже горел, но через некоторое время и волны становились все меньше. Мне снова было просто приятно…

– Почему не можешь? – он теперь смотрел в лицо, голос тихий, даже нежный. – Только честно скажи.

– Я… не знаю…

– Из-за смущения?

– Возможно.