и закинул руки за голову. Сердечный ритм понемногу приходил в норму, а сладостная эйфория покидала тело. Это всё равно не то, чего хотелось.

Было не так просто визуализировать в воображении образ Ромашовой. Они с Паулиной слишком разные. У Паулины короткие чёрные волосы, огромные сиськи и упругая накаченная задница. Да и стонала она своим писклявым голосом, мешая сосредоточиться.

Не так-то просто было представлять себе на её месте Ромашову. Но всё же ему в какой-то момент удалось нарисовать её образ и процесс пошел намного ярче, отчего Паулина начинала визжать ещё громче.

В этот раз она ушла от Максима до крайности довольная собой, записав в свои заслуги его повышенное внимание и почувствовав сильную возбуждённость в движениях.

Тяжело было признать, что он хотел Ромашову. Но глупо было продолжать сопротивляться самому себе. Это окружающим он мог сказать, что угодно, но себе врать ни к чему, в этом нет никакого смысла.

Он пытался выкинуть её из головы, но они находились в одном здании, у них была совместная задача и не видеть её он не мог. А когда он её видел, в груди начинало шевелиться что-то большое и сподвигало крутиться множество маленьких шестерёнок, запуская в действие совершенно незнакомый механизм.

Хотелось прикоснуться к нежной коже. Запустить руку в её кудрявые волосы, прижать к себе и вдыхать, вдыхать… Он видел её дерзкую, какой она в последнее время представала перед ним, он видел её напуганную, но никогда не видел нежности в её глазах. Во всяком случае по отношению к нему.

Он видел, как она, бывало, смотрела на своих друзей. Это были те редкие моменты, когда ему хотелось оказаться на их месте. Но он не видел подобных чувств и к Захару.

На самом деле Громов не думал всерьёз, что у них что-то может закрутиться. Ромашову он не считал глупой, она должна была понимать, что Смирнов ей не пара. Качок в принципе особым умом не блистал, разве ей нужен такой партнёр рядом с собой? О чём она будет с ним говорить? Обсуждать его причёску?

Громов до последнего не считался со Смирновым всерьёз. До недавнего представления в коридоре.

Когда он увидел, как Ромашова хватает Смирнова и сливается с ним в поцелуе, у Громова перед глазами пошли красные пятна. Он хотел свернуть ему шею. Уничтожить, разорвать на мелкие кусочки и скормить бездомным псам. Вот тут ему уже стало не до смеха.

По-хорошему нужно было предпринимать какие-то действия, но он не мог разобраться до конца в своих чувствах. Он ощущал сильное влечение, но может это происходило только на физическом плане, и он просто хотел её трахнуть? Поиметь и выкинуть туда, откуда взял.

Опять же, трахать непопулярную отличницу… Громов с силой зажмурил глаза, отчего проступили пульсирующие разноцветные пятна и сжал переносицу.

Голова уже опухла от бесконечно-повторяющихся мыслей. Они плавали по кругу и ничего не менялось. Она противная заучка, надоедливая, бесит и раздражает, её ненавидят все нормальные студенты, и это правильно.

Именно с таким представлением он жил всю свою жизнь. Отчего тогда сейчас от слова "заучка" его передёргивает? Что-то случилось, и он больше не хотел её так называть. И не хотел, чтобы это делали другие.

Внутри боролись две стороны Громова, одна привычная и другая малознакомая. И вторая побеждала.

* * *

— Я тебя последний раз спрашиваю, — Лиза устроила Роме допрос и, хмуро сдвинув брови, нависла над ним, поймав того в гостиной, — Зачем ты это сделал?

— Лиз, я просто не смог, — Глаза у Ромы бегали из стороны в сторону, а в руках он нервно сжимал учебник, — спокойно смотреть, как он к тебе липнет…

— Тебе повезло, Роман, что я нашла тебя сегодня, а не вчера, поверь… — Лиза продолжала буравить его злобным взглядом, — Я вообще не пойму, все вокруг как сговорились, что это за мода у вас пошла на записки, вы так совсем разучитесь с людьми разговаривать!

— У кого у нас? Какая мода? — Рома сделал заинтересованное выражение лица, явно пытаясь переключить тему разговора для усмирения гнева Лизы.

— А это тебя не касается. Как и моя личная жизнь тебя так же не касается, — Лиза отпрянула от Ромы и села за стол, взяв в руки ручку и положив перед собой тетрадь, — С кем я встречаюсь, кто хочет со мной встречаться, с кем я целуюсь и прочее с этих пор тебя не касается. Ты мой друг, а не подружка. И если я захочу поделиться своими любовными переживаниями, я поговорю с Дашей, а не с тобой. Извини, Рома, но я вообще пока что с тобой разговаривать ни о чём не хочу.

Лиза зарылась с головой в учебник, всем своим видом показывая, что дальше продолжать диалог она не собиралась. Она услышала со стороны дивана только тяжёлый вздох и через мгновенье тяжёлые удаляющиеся шаги.

Пусть подумает над своим поведением. Это уже ни в какие рамки не входит. Ведёт себя как маленький ребёнок! Хотя бы продумал бы тщательнее свои коварные действия. А так только на две недели испоганил Лизе жизнь.

Но с другой стороны Рома помог под другим углом посмотреть на Захара. Остался неприятный осадок оттого, что Смирнов так глупо себя повёл.

Но в то же время с Захаром было очень приятно общаться. И целоваться, кстати, тоже. Лиза улыбнулась, а щёки покрылись лёгким румянцем.

Она продолжала писать сочинение по истории, в мыслях находясь совершенно далёких от событий, происходивших в пятнадцатом веке.

И она так и не могла решить для себя, разгадала ли она тайну с цветами и записками. Потому что чем больше времени проходило с тех пор, когда Громов упомянул о строчках, тем меньше казалось вероятным, что именно её ситуацию он имел ввиду.

Громов, и пишет записки? Шлёт цветы? Если вчера она ещё была уверена, что это сделал он, то сегодня от прошлой уверенности не осталось и следа. Как-то это слишком сказочно и неправдоподобно.

Он же терпеть её не мог. Унижал, оскорблял и издевался столько, сколько она его помнила. Правда в этом году она всё же чувствовала в нём какие-то изменения. А ведь и правда. Когда он последний раз её оскорбил?

Лиза отложила ручку и уставилась на стену в одну точку. Может подойти к нему и спросить напрямую? Как она сделала это со Смирновым.

Но мысль казалась слишком дикой, чтобы воплотить её в реальность. Да она на месте со стыда сгорит! Ведь Громов сразу же поднимет её