Не говоря больше ни слова, герцог сбежал по ступеням и помчался по коридору, дверь в конце которого выходила к конюшням. Там уже ждала карета. Росс и миссис Сазерленд успели собрать Джиованну, и девушка сидела в экипаже. При свете фонаря Джиованна была очень хороша собой — закутанная в соболя, с маленькой, отороченной мехом шапочкой на светлых волосах.

— Будьте осторожнее, — наказывала миссис Сазерленд, — пейте молоко не меньше трех раз в день, да смотрите, не забудьте.

— Конечно, — отвечала Джиованна. — Спасибо вам, дорогая миссис Сазерленд, за вашу заботу.

Ее голос сорвался, и герцогу показалось, что девушка боится прощаться не только с миссис Сазерленд, но и со всем замком.

Герцог коснулся плеча миссис Сазерленд и сел в карету.

Когда лошади тронулись. Росс вскочил на запятки. Багаж герцога и Джиованны был привязан к крыше и к задку кареты.

Герцог взял Джиованну за руку и произнес:

— Это последний этап нашей операции. Надеюсь, путешествие тебе понравится, ведь мы едем вдвоем.

Девушка повернулась к нему. Солнце еще не встало, но луна и звезды понемногу исчезали с небосвода, и герцог не смог разглядеть выражение лица, однако голос ее чуть дрожал:

— Ты… не сердишься, что я… не сказала тебе, кто я такая?

— Мне жаль, что ты не захотела довериться мне, — ответил герцог, — та»в конце концов я догадался сам.

— Но как?

— Ну, самой большой подсказкой стало твое имя.

Девушка замерла в удивлении.

— Ты знал, что «Джиованна» по-итальянски — то же самое, что «Джейн»?

— Я не так глуп.

— О, конечно, нет… но мало кто мог бы додуматься. Я писала папеньке, что так меня звали девочки в монастырской школе.

— И мачеха сказала, что отныне ты будешь Джиованной.

— Да.

Вспомнив о мачехе, девушка вздрогнула, и герцог быстро произнес:

— Сейчас мы не будем говорить об этом. Впереди еще долгий путь. Я хотел бы услышать всю историю целиком, но расстраивать тебя у меня нет никакого желания.

— Как же мне не расстраиваться… ведь я вовлекла тебя в такие опасности…

— Ты же знаешь, что я люблю тебя и не могу оставаться в стороне от твоих дел.

Джиованна крепче сжала его руку и сказала:

— Только ты можешь говорить… так прекрасно… и если ты любишь меня… я полюбила тебя с того самого мгновения, как увидела… когда ты спас меня у водопада.

— О водопаде мы тоже не будем, — предложил герцог, — я не могу даже думать о том, что едва не потерял тебя.

Я хочу говорить только о нашей любви, хочу рассказать, что я искал тебя всю жизнь. Едва я поверил, что никогда моей мечте не сбыться, как ты вошла в мою жизнь словно по волшебству.

Он умолк, а потом добавил:

— Ты моя, Джиованна, и я никогда не отпущу тебя!

Французский поезд выехал из Кале, и герцог облегченно вздохнул. Впрочем, он не мог не наслаждаться очередной авантюрой, которую преподнесла ему жизнь.

Добравшись до станции Инвернесс, герцог отправил несколько телеграмм своему курьеру, чтобы тот встретил его в Лондоне и подготовил все необходимое для путешествия в Неаполь.

Начальник станции был так поражен визитом герцога Инверкарона, что приказал сразу же проводить герцога с Джиованной в лучшие спальные купе. Россу выделили смежное купе. Условия эти очень отличались от тех, в которых приходилось прежде путешествовать офицеру Мак-Кэрону.

Дорога утомила Джиованну, и герцог, велев прислуге подготовить постель, уложил девушку спать. Он понимал, что бедняжка всего боится, и, хотя герцог не раз гарантировал Джиованне безопасность, предпочитал не оставлять ее одну в темноте.

Сам герцог не исключал возможности того, что по прихоти судьбы в одном поезде с ними окажется Кейн Хорн.

Поэтому он попросил постелить ему в купе Джиованны и лег спать, не раздеваясь. Благодаря его присутствию, впервые со времени отъезда из замка девушка уснула спокойно.

Герцог верил, что любовь к нему придаст Джиованне уверенность, и окончательно убедился в этом, когда поговорил с Джиованной у нее в каюте, пока судно переправлялось через пролив. Герцог опасался, что на море девушке станет плохо, но не говорил об этом, а сама Джиованна была неописуемо счастлива путешествовать с ним вместе и едва ли замечала неудобства.

Курьер, нанятый для герцога в Сен-Панкрасе, был знающим человеком, говорившим и по-французски, и по-итальянски. Войдя в курс дела, он послал все необходимые срочные телеграммы, и в результате на корабле герцог получил отдельную каюту — неслыханная роскошь! — а в поезде, уходившем из Кале, путешественникам выделили целый вагон.

Джиованна была в восторге.

— Я слышала, что именно так путешествует королева, — восхищалась она, — но теперь я знаю, что герцог — тоже почти король.

Герцог смеялся.

— Не совсем так, — отвечал он, — но я рад, что тебе нравится.

Курьер забронировал для них роскошный вагон с двумя спальнями, в которых стояли кровати на медных ножках, и вся мебель прикреплялась к стенам.

— У меня такое чувство, будто это наш собственный дом, — воскликнула Джиованна.

— Скоро он у нас будет, — тихо ответил герцог.

В глазах Джиованны светилось счастье, а после появилась серьезность, когда девушка задумалась о том, что ждало путешественников впереди.

Герцог снял с Джиованны шляпку и расстегнул шубку, оставив ее на случай, если девушке будет холодно.

— Садись, — пригласил он. — Когда поезд тронется, Росс подаст нам ужин — я уже распорядился. Думаю, нам обоим не повредит бокал шампанского.

— О, пусть поезд идет как можно быстрее! — воскликнула Джиованна, боявшаяся, что Кейн Хорн первым прибудет в Неаполь.

Чтобы подбодрить девушку, герцог произнес:

— Могу побиться об заклад — впрочем, денег у меня все равно нет, — что мы опередили наших врагов. Не забывай, они путешествуют с меньшими удобствами.

Джиованна успокоилась, и герцог решил не говорить пока о будущем, которое представлялось ему весьма туманным.

По распоряжению герцога курьер послал телеграммы шефу полиции Неаполя, но, зная итальянскую беспечность, герцог сомневался в том, что в Италии шеф полиции обладает большой властью, как, например, в Англии. Кроме того, Талбот опасался за здоровье Джиованны, которая была еще очень слаба, но в этом вопросе он не был силен — разве что заботился о ней и подчинялся Россу, следовавшему наставлениям миссис Сазерленд.

Ужин был великолепен — герцог заказал его в лучшем отеле Кале и немало заплатил за эту роскошь.