Мия посмотрела на Маргу в последний раз – бледное лицо, запрокинутое вверх, длинные брови, темный рот, огромные глаза, – а потом начала спускаться вниз с другой стороны стены. На одну короткую секунду ей показалось, что она слышит плач, но представить плачущую Маргу не смогла.

Тулукт ждал ее за большим камнем, и Мия побыстрее отвязала его, чтобы не мучить. Ночной воздух, теплый и пряный, вливался в нее, вытравляя тюремный холод. Тулукт посмотрел на Мию темными глазами, кивнул и двинулся вдоль стены. Мия шла за ним, сматывая на ходу веревку. Веревка еще была натянута, еще связывала их двоих, контрабандистку Маргу, последнюю хофоларку, и Мию, дочь смотрителя маяка. Потом она ослабла, послушной змеей поползла за ней. Мия обмотала ее вокруг пояса, мысленно прощаясь с Маргой, с ее танцем, ее улыбкой и запахом, с ее жизнью. Она вспомнила Бородача и как он смотрел на Маргу, и ей стало так нестерпимо жаль их обоих!

Где-то прокричала стража. Кажется, смена караула. Тулукт метнулся к забору, Мия тенью следовала за ним, но вдруг остановилась. Силуэт кибитки темнел посреди тюремного двора. Мия оглянулась и скользнула к ней, не обращая внимания на недовольное фырканье тулукта. Кибитку тщательно обыскали и нашли, что хотели: все сундуки стояли открытые и были пусты. Маргины наряды, браслеты, бусы, сандалии с бусинами разбросаны по полу, постель перевернута. Рядом с ней Мия увидела свою холщовую сумку, она раскрыла ее и с облегчением поняла, что ее жалкие пожитки никого не заинтересовали: книга северных песен и коробка из-под бабушкиного печенья были на месте.

Мия окинула последним взглядом кибитку, где Марга и Бородач были счастливы. Может, наказание будет не таким уж и страшным? Они же не воры, не убийцы, они просто хотели, чтобы на островах рос лес! Мия разглядела у ножки стола горсть семян. Наверное, они просыпались во время обыска. Мия собрала их, ссыпала в коробку из-под печенья и убрала в сумку.

Мия снова шла по Круговой дороге. Было тихо. Как-то излишне тихо, неправильно тихо, будто Мию и все, что вокруг, накрыли прозрачным колпаком. Так ее брат Марк накрывал иногда стаканом залетевшую в дом осу. Тулукту эта тишина тоже не нравилась. Он фыркал, чихал и дергал хвостом. Неожиданно резко стемнело. Небо посерело, наполнилось тучами, темнота навалилась на дорогу и была будто бы ощутимой, густой, хоть рукой трогай. С новой силой нахлынула на Мию тоска о доме, маме, сестрах, о Крошке Си и Марге, хотелось завыть в это непроглядное небо, закричать. «Ливневая неделя», – поняла вдруг Мия и поежилась.

– Ерунда, – сказала она вслух, – Марга никогда сама не попадала в эту ливневую неделю. Она просто пересказывала всякие слухи и сказки. Ну кто же верит этому?

И тут тулукт зарычал. Он поднял голову к небу, оскалил зубы, вздыбил шерсть на загривке и рыкнул так, что у Мии уши заложило.

– Думаешь напугать тучи?

Нет, он так не думал. Он заметался по дороге, заплакал, закричал, будто от боли, а потом нырнул в лес.

– Стой! – рванула следом Мия. – Подожди меня!

Но тулукт бежал не разбирая дороги, не оглядываясь, и Мия ощущала его страх, как ощущают очень резкий запах. Ей тоже стало страшно, и чтобы унять свой страх, она бежала, рычала, скулила и выла. Она чувствовала – он близко. Тот самый ливневый ветер, который сносит все на своем пути. Никто не знал, откуда он приходит, говорила Марга, из каких глубин или высей. Никто не знал, куда он уйдет. Никто не понимал его природу. Может, ливень пожирает путников, замешкавшихся на дороге. Может, уносит с собой. Некому дать ответ. Никто не выжил. Никто не вернулся. Никто не знал даже точного дня, когда он обрушится вдруг. Где-то в конце июля или начале августа. Поэтому уже с середины июля Круговая дорога пустеет, никто не ездит по ней. Только Марга с Бородачом, отважные контрабандисты, рисковали проехать здесь в самом конце июля, чтобы не попасться властям и доставить семена на острова. «Как они не боялись?» – думала сейчас Мия. Страх ослепил ее, темнота, тишина и какой-то панический ужас – вот что такое Круговая дорогая перед ливневой неделей.

Тулукт вдруг остановился, глянул ей в глаза и нырнул в какую-то нору у дерева. Он мяукал оттуда жалобно, как побитый котенок, но не хотел вылезать. Мия потопталась рядом, чувствуя, как время уходит, он все ближе, еще немного, и ее, Мии Гаррэт, дочери смотрителя маяка, сбежавшей из дома с агибами и уцелевшей в лапах дракона, любительницы бабушкиных сказок и помощницы контрабандистов, просто не станет, она растворится в струях дождя. Тулукт плакал в норе. «Он спрятался, – поняла Мия. – Мне тоже нужно укрытие!» Но нора была слишком мала для нее, а ничего другого поблизости не находилось. «Ливень и ветер, это просто ливень и ветер, а он спрятался, он вцепился в землю, ливень и ветер, очень сильный ветер», – и Мия поняла, что нужно успеть сделать то единственное, что она еще может сделать сейчас. Лихорадочными пальцами она развязала и сняла с пояса веревку, сложила ее вдвое и, как смогла, примотала себя к дереву. Узел завязала хороший, отец называл его «чары Эрли». Эрли – так зовут ее маму. Этот узел не развяжется, хоть как его тереби. Мия вздохнула и закрыла глаза. И ливневый ветер упал на нее.

Дома, в Хотталаре, Мия любила дожди. Любила смотреть, как приходят от горизонта пышные белые облака, предвестники ненастья, как они набирают силу и цвет, как гремит гром, будто ворочаются тяжелые волны небесного моря; любила ждать, когда первые капли застучат по крыше дома, по грядкам, по песку на пляже, по воде. Как резкий порыв ветра вдруг принесет острый запах водорослей и мокрой земли. Она любила шторма (только если братья вернулись домой), когда море встает на дыбы, будто хочет заглотить небо и всю дождевую воду. Любила короткие солнечные ливни и затяжные зимние дожди. Но то, что обрушилось на Круговую дорогу сейчас, было мало похоже на дождь. Это вообще не было похоже ни на что, что Мия знала и видела раньше, и никакое слово ему не подходило.

Сначала Мия услышала высокий резкий звук, будто пищит возле уха огромный комар, потом завибрировало дерево, к которому она себя привязала, и земля у нее под ногами. Она обхватила ствол руками, зажмурилась. Казалось, что еще секунда, и мир рухнет под напором страшной силы. Мия передернула плечами: какой-то жучок или паук, а может, гусеница свалилась ей за шиворот, ища спасения. В тот же миг огромная волна упала с неба на землю, захлестнула ее. Мия оглохла и ослепла, потеряла возможность шевелиться. Вода лупила ее, будто огромными палками, отдирала от дерева и, если бы не веревка и «чары Эрли», давно бы унесла с собой, в своем мутном потоке.

«Как там тулукт? Никто не выживет, если не спрячется», – подумала Мия, и это была ее последняя мысль.

Ливень будто вытягивал из нее жизнь – по капле. По капле, еще и еще. Она теряла зрение, она перестала слышать, она не ощущала ни холода, ни голода и мокрой тряпкой висела на веревке. Она старалась думать о тулукте.

Мия не заметила, как ушел ливневый ветер, как расчистилось небо и лес наполнился щебетом и шорохами спасшихся существ. Для нее ничего не изменилось. Она по-прежнему не чувствовала себя, у нее не открывались глаза, уши были будто воском залиты. Тулукт долго звал ее, потом нашел, обнюхал, потеребил лапой веревку, фыркнул. Он был тощий и грязный, но он не отходил от нее, все терся о ее безвольно висящие ноги. Мия никогда не узнает, как ему удалось вытащить ее из веревочного кольца. Может, она просто отощала и выскользнула сама, упала на мягкий мох и буковые листья.