виноделам, он начал изучать под микроскопом грибки, которые вызывают брожение. А от грибков перешёл к бактериям и микробам. Пастер первый обнаружил их страшную тайну. Оказалось, что многие из них вызывают заразные болезни, истребляющие людей и животных. Теперь-то это все знают, а до Пастера даже не догадывались! Пастер доказал, что раны начинают гноиться, когда в них попадают микробы, и научил врачей бороться с заражением ран. В битве с вредоносными микробами Пастер шёл неизведанными путями и придумал прививки от таких смертоносных болезней, как сибирская язва и бешенство. А его ученики и последователи создали прививки от многих Других болезней… И вот получается, что хотя сам Пастер и не был врачом, но для спасения людей от болезней он сделал, может быть, больше, чем все вместе взятые доктора, существовавшие до него.

КОВАЛЕВСКИЙ, ВЛАДИМИР (1842-1883), Русский биолог, изучавший ископаемые кости древних, давно вымерших животных. Эта наука называется палеонтологией. Он искал переходные виды — «недостающие звенья» — в цепи развития разных живых существ, чтобы проследить, как они изменялись, открытия Ковалевского принесли ему всемирную славу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой, ещё не спустившись на глубину, мы начинаем принимать гостей и производить киносъёмку. Всё, что мы видим, чем дальше, тем удивительнее.

Бензошланги были возвращены на корабль. Люк гондолы наглухо задраен. Колодец, по которому мы спустились с поплавка в гондолу, заполнялся водой.

Теперь мы были полностью отделены от внешнего мира. Только радио позволяло нам поддерживать связь с товарищами на борту «РУСЛАНА».

До начала погружения оставались считанные минуты. Достаточно было нажать кнопку, чтобы отцепиться от стальных тросов, которыми кормовые подъёмники громадного корабля удерживали нас на поверхности.

Командир «ПИОНЕРА» в последний раз проверял все приборы и механизмы. От их исправности зависела наша безопасность.

В гондоле было так тесно, что мы сидели, прижавшись друг к другу спинами. Я смотрел в правый иллюминатор, Каген — в левый, а командир — вперёд. Повернув голову и скосив глаза, я мог видеть находившийся перед командиром пульт управления, рычаги механических рук, телеэкран и два микрофона. Один из них был обычным — от радиопередатчика. Им пользовались, когда «ПИОНЕР» находился на поверхности океана. Другой микрофон соединялся со специальным ультразвуковым устройством, которое служило для связи с «РУСЛАНОМ» после погружения батискафа на глубину. Такая двойная связь была необходима потому, что в толще воды радиоволны могут распространяться только на очень коротком расстоянии — вода поглощает их…

Снаружи было ещё светло. Океанская зыбь перекатывалась над нами. Дробящийся в воде солнечный свет проникал сквозь иллюминаторы в гондолу, создавая внутри неё сумеречную полутьму. На круглых стенах и потолке таинственно переливались световые блики… Но включать электрическое освещение мы не хотели — ведь не рыбам нужно было смотреть на нас, а нам на них.

Хотя спуск ещё не начался, любопытные обитатели океана уже устремились к нам. Стайка мальков, проплывавшая мимо моего иллюминатора, вдруг замерла, как по команде, а затем суетливо бросилась вперёд и, наткнувшись на стекло, уставилась на меня сотней кругленьких удивлённых глазок. Я скорчил рожу, и они, то ли испугавшись, то ли обидевшись, вильнув хвостиками, метнулись прочь.

Не успели они исчезнуть, как их место заняли маленькие усатые существа, величиною, примерно, с палец. Их просвечивающие тела были сплюснуты с боков, а глаза торчали, как спичечные головки.

— Смотри, Каген! — в восторге закричал я.

— Не крутитесь, ребята! — строго сказал командир. — Если вы подтолкнёте меня, я могу сделать не то, что нужно.

Он бросил взгляд через плечо и, заметив моих гостей, коротко объяснил:

— Это креветки. Десятиногие рачки с мягким панцирем. Их полно во всех морях и океанах. Очень вкусные.

Я хотел заснять этих вкусных рачков, но пока поднимал кинокамеру, картина в иллюминаторе переменилась. Теперь там проплывала медуза… До сих пор я видел медуз только сверху — с нашего плота и палубы «РУСЛАНА». Их студенистые, розовато-дымчатые тела, похожие на купол парашюта, постоянно колыхались в волнах.

Но сейчас я впервые наблюдал это странное существо сбоку. Под его прозрачным куполом развевались длинные прозрачные щупальца, напоминающие мантию или вуаль. Тело медузы то медленно разбухало, когда она набирала в себя воду, то внезапно сокращалось, с силой выталкивая эту воду из отверстия, находившегося в нижней части купола. Так она продвигалась вперёд, подобно живой ракете…

Присмотревшись внимательнее, я заметил внутри прозрачного парашюта несколько маленьких неподвижных рыбок: медуза, видимо, только что пообедала…

— Что ты снимаешь, Тькави? — спросил командир, услышав, что я запустил кинокамеру.

— Большую медузу. Она набита рыбками, как консервная банка.

— Ух ты! — воскликнул Каген.

Это восклицание относилось, однако, не к моим словам, а к тому, что он увидел в своём иллюминаторе: его кинокамера тоже застрекотала.

Осторожно, стараясь не задеть командира, я стал поворачивать голову и косить глаза, чтобы заглянуть через плечо Кагена. Я чуть шею себе не вывихнул.

Омерзительная длинная пасть, усаженная редкими, загнутыми назад зубами ухмылялась через стекло. Злобные буркала людоеда жадно впивались в наши лица, словно высматривая — кто повкусней. Узкое длинное тело нетерпеливо извивалось, как змея…

— Барракуда! — определил командир, мельком взглянув в иллюминатор.

— Её привлекла приманка?

— Нет… мы! Барракуды, в отличие от акул, никогда не едят падали. Им подавай живое!

У чудовища прямо слюнки текли из пасти.

— Так!.. Так!.. — подбадривал барракуду Каген. — Веселей, пожалуйста! Шире ротик! Ещё… Теперь повернитесь бочком…

У меня так заболела шея, что я вынужден был отвернуться. И в самое время!

Приманка из тухлой рыбы начала действовать. Я это сразу понял, заметив в переднем иллюминаторе характерные очертания акульего хвоста, вырезанного, как полумесяц, с верхним плавником гораздо длиннее нижнего. Судя по хвосту, хищница была величиной метра в четыре, не меньше…

Продолжая медленно поворачиваться, я был уверен, что увижу в своем иллюминаторе знакомую морду…

Брр!.. Такое не могло мне даже присниться! Там, где должна была находиться голова, я увидел бесформенное полено, прикреплённое поперёк к переднему концу туловища…

И всё-таки это было не полено, а настоящая голова! На её противоположных концах пучились два золотисто-жёлтых глаза. Эти глаза смотрели на меня и, представьте себе, подмигивали… С нижней