Тихо и незаметно вернулся Карп: открыл дверь и остановился в темном тамбуре, удивленно нас разглядывая, – он будто забыл о нашем существовании, пока обходил свои владения. Большой черный кот прошмыгнул у него под ногами, отряхнул лапы на круглом половичке, вскочил на койку и, громко замурлыкав, свернулся у Кати на коленях. Она бездумно погладила его.

– Вы кто? – хрипло спросил Карп. Он подался вперед, и я увидел, как его лицо страшным образом изменяется – тянется, будто маска из сырого теста. У меня дыхание перехватило – только поэтому я не закричал. А потом Карп шагнул в комнатушку, и стало ясно, что с лицом у него все в порядке, что это просто падающий из окошка свет лег на него полосой, а то, что я принял за отъехавшую челюсть, на самом деле петля серого шарфа.

– Мы за машиной своей пришли, – сказал Димка. – Помните? А еще мы Эдика встретили, и он просил нас его «Эксплорер» забрать. Сказал, что ключи на стенде.

– Эдик? – Карп непонимающе смотрел на Димку, хмурился. – Забрать?

Утыканный гвоздиками фанерный стенд стоял на полу возле крутящегося кресла охранника. Ключей здесь было немного. А самая увесистая связка висела на крючке, рядом с которым была наклеена вырезанная из пенопласта литера «Э». Нетрудно было догадаться, что она обозначает. Но ключей от «Эксплорера» в этой связке могло и не быть – Димка блефовал.

– Эдику не нужна машина, – равнодушно произнес Карп, стягивая с головы мятую кепку и бросая ее на кровать. – Он уже с ней.

С охранником явно что-то было не так. Речь его стала невнятной, голос изменился, осип. Карп заметно дрожал, стирал с горящего лица обильную испарину, хлюпал носом. Чувствовалось, что он не уверен в себе и растерян – он словно бы не мог решить, куда ему пойти, что сделать.

– Налить вам чаю? – спросила Оля.

– Чаю? – Карп не сразу отыскал взглядом девушку. – Да, наверное.

Он прошел на свое место, задевая нас, оставляя на полу грязные следы. Хрипло выдохнув, упал в кресло и долго сидел, тупо уставившись в окно, ни на что не реагируя. Только когда Оля поставила перед ним парящую кружку, он вздрогнул, повернул голову и слабо улыбнулся.

– Спасибо.

– Не за что. – Она легко коснулась его ладони и тут же отдернула руку, воскликнула:

– Да у вас жар!

– Что? – Он опять на нее посмотрел. – Нет, ничего, мне уже лучше. Я посижу, отдохну немного. А вы делайте, что хотите.

– Он весь горит, – тихо сказала Оля, повернувшись к нам. – Может, ему каких-нибудь таблеток дать? В машинах же есть аптечки…

Странно, что мы тогда не придали особого значения болезни охранника, не заподозрили неладное. Возможно, мы просто очень устали и нам не хотелось думать о плохом.

Впрочем, в тот день мы еще не знали, как начинается обращение.

* * *

Погода испортилась неожиданно: налетевший холодный ветер нагнал низких туч, из них посыпалась колючая морось. Мы надеялись, что ненастье долго не продлится, но уже начинало темнеть, а водяная крупа вперемешку с льдинками все хлестала крышу и стены нашего убежища, намерзала на окнах. Димка дважды бегал к своей машине, доставал что-то из салона и багажника. Возвращался насквозь мокрый, продрогший, злой как черт.

Димка вооружался: готовил какие-то адские смеси, растворял в ацетоне куски выдернутого из стен пенопласта, грел на огне вонючую солярку, калил проволоку, скоблил ржавчину, обтачивал напильником раму сломанной раскладушки, собирая алюминиевый порошок. Он все ждал, когда дождь уймется, чтобы начать сливать топливо из припаркованных машин. Он даже инструмент для этого дела успел приготовить – стальную заостренную трубку, похожую на гигантскую медицинскую иглу, и двухметровый шланг.

Димка был самым занятым в нашей компании.

Но и остальные не бездельничали. Минтай возился с маленьким приемником, пытался перестроить его на прием коротковолновых сигналов, растягивал под потолком антенну. Катя собирала дождевую воду для стирки – в груде тряпья под кроватью она нашла пару мятых футболок и чей-то комбинезон; он пришелся ей почти впору, так что она, скрепя сердце, решилась поменять вечернее платье с декольте на мужские штаны с подтяжками. Оля с Таней готовили суп из лапши, тушенки и бульонных кубиков, старались ненавязчиво поухаживать за Карпом. Охраннику, кажется, становилось хуже, – он беспрерывно чихал и кашлял, утирался шарфом, обильно – так, что одежда промокла – потел. Но стоило заговорить с ним про лечение, про лекарства – и он тут же выходил из себя: хрипло ругался, грозился, что уйдет, если его не оставят в покое. Карп так и сидел в своем кресле, отказываясь перебраться на кровать. Порой он бредил – нес какую-то чушь про конец света, про вселившихся в людей демонов, про искупление и грехи. А мы невольно прислушивались к его словам. И чем темнее становилось на улице, тем сильней они нас пугали.

– Может, и правда Господь Бог наконец-то решил с нами всеми вот так разобраться, – разливая адскую смесь по бутылкам, вслух размышлял Димка. – Такой сценарий всяко интереснее потопа и расправы над Содомом и Гоморрой.

Мы поужинали при свете двух автомобильных лампочек и стали укладываться спать. Оля с Таней уже устроились на койке за перегородкой и даже, кажется, успели задремать. Минтай и Катя исхитрились разложить в узком проходе разбитое кресло-кровать. А трезвеющий Димка ложиться не планировал. Он сказал, что способен отдыхать сидя, было бы только к чему привалиться – мне показалось, что он намеревается привалиться к Оле. Мешать ему я не собирался. Я стелил под столом на полу замасленные тряпки, фуфайки и содранный со стены коврик, – место для ночлега получалось вполне уютное, только ноги невозможно было вытянуть. И, в общем-то, это было не такое уж великое неудобство. Мы все в тот день так вымотались, что к вечеру на ходу засыпали. Мы и пост на крыше, поразмыслив, решили не выставлять. Все равно в такую погоду проку от него было бы немного. Единственное, что мы сделали для своей безопасности – это оторвали и затащили на помост тяжеленную лестницу, сбитую из крашеных брусьев. Теперь забраться к нашей избушке на курногах могли разве что крылатые зомби. Ну или прыгучие.

Засыпая, мы чувствовали себя полностью защищенными.

Кажется, это был последний вечер, когда мы так себя чувствовали.

* * *

Мне ничего не снилось, но проснулся я с ощущением, будто кто-то сидит у меня на груди, не позволяя дышать. Чтобы стряхнуть живую страшную тяжесть, мне пришлось собрать все свои силы. И только когда моя онемевшая рука наконец-то шевельнулась, когда ко мне вернулся голос – только тогда я проснулся по-настоящему.

В остывшей комнатке было душно и темно. Кто-то храпел – должно быть, Минтай. Скрипя пружинами койки, ворочались девчонки. Не было слышно ни дождя, ни ветра – только непонятное хлюпанье раздавалось будто бы совсем рядом.

Я долго лежал, пытаясь понять, что это за звук. Вспомнил, что на столе надо мной лежит специально оставленная зажигалка. Приподнялся на локте, зашарил по столешнице – ну где же она?!