Но Лидия не отвечает.

– Лидия, послушай меня. Ничего не говори полиции. Это очень важно. Кивни в знак, что понимаешь меня.

Наконец она глубоко вздыхает и кивает.

– Откройте, иначе мы выбьем дверь, – слышен голос на лестничной клетке.

– Иду, – отвечает Лидия, выходит в коридор и открывает дверь.

В квартиру врываются несколько человек в форме, один из них подходит ко мне.

– Даниель Симович? – спрашивает он, заламывая мне руки за спину.

Я киваю, и он застегивает наручники за моей спиной, а потом обыскивает мои карманы в поисках оружия.

Человек в бежевой одежде что-то говорит Лидии, а потом обращается ко мне:

– Даниель Симович?

Я снова киваю, он продолжает что-то говорить, но я уже не слушаю. Я пытаюсь поймать взгляд сестры, она стоит в углу, сложив руки на груди, и не отрывает взгляд от пола.

Глава 16

Все думают, что человек привыкает к тюрьме, что сложнее всего, когда тебя сажают за решетку в первый раз. Но для меня все наоборот. Сначала ты не понимаешь, каково это на самом деле, когда тебя изолируют от всего. Ты настраиваешься держаться, как очень точно высказался Нельсон Мандела, «быть свободным в своих мыслях», мужественно выдержать все унижения, которые подразумевает ограничение свободы. Холодные стены, твердый матрас, бронированные двери и запах мочи присутствуют только в том случае, если ты позволяешь им присутствовать, так сказала однажды психолог, полная дура.

Некоторые говорят, что пребывание в тюрьме чему-то их научило, даже принесло им пользу, – полная чушь. Клянусь, что абсолютно все сидящие в тюрьмах в этой стране мечтают об одном и том же – поскорее выйти на свободу. Свободно двигаться, заполнить легкие свежим воздухом, делать все, что хочется.

В общем-то, жизнь в ограниченном пространстве – обычное дело. Я всегда жил в маленьких квартирах, работал в кафе, где девяносто процентов времени проводил за стойкой без возможности свободно передвигаться. Но даже если моя квартира маленькая, а быть прикованным к кассе, продавая кофе богатеньким биржевым маклерам, весьма утомительно, это все же мой выбор.

В аресте меня пугают не физические ограничения. Я могу смотреть в одну точку на стене, делать отжимания на одном и том же участке потертого пола, ходить на ежедневную прогулку по одному и тому же крохотному дворику. Нет, хуже всего то, как это влияет на мозг. В первый раз этого не понимаешь. Страх и паранойя подкрадываются очень медленно – а теперь я жду, что они захватят меня сразу. Обычно реальность начинает искажаться уже через пару дней. Все, что ты знаешь об окружающем мире, здесь становится совсем иным. И ты начинаешь сомневаться. Мысли превращаются в густой дым, клубящийся в твоей голове, и внезапно ты перестаешь понимать, где правда, а где фантазия.

Карл Моберг поднимает глаза от кипы бумаг, лежащей перед ним на столе. Он высокий и худой, у него совершенно обычный взгляд, но все-таки в его внешности есть что-то особенное. Кажется, что его лицо сложено из неподходящих друг другу деталей, словно кто-то собрал его, просто чтобы посмеяться. Глаза посажены слишком близко друг к другу, нос направлен влево, а рот непропорционально большой. Но в целом он кажется заинтересованным. Он стучит ногой по полу, словно щенок в ожидании прогулки. Совершенно очевидно, что он рассматривает это дело как свой возможный прорыв. Возможно, он уже воображает себя в студии новостей, повествующего о том, как он добился освобождения обвиняемого по делу о похищении Линнеи. Передо мной предстает картинка: он поправляет свой итальянский галстук, смотрит в камеру и говорит: «Можно сколько угодно крутить это дело в разные стороны, но в конце концов мы победили потому, что у них не было доказательств».

– Вас подозревают в похищении человека, подозрение обоснованно. У полиции есть видео с камеры наблюдения на Центральном вокзале Мальмё, поэтому они имеют право на так называемый предварительный арест, – говорит Моберг и смотрит на меня, желая убедиться, что я понимаю его слова. – На данный момент, похоже, никаких других доказательств у них нет.

Он сильно потеет, снимает пиджак, и на рубашке под мышками расплываются мокрые пятна.

– Итак, Даниель, – говорит он, глядя мне в глаза, – вы можете объяснить, как вы попали на это видео с камеры наблюдения?

Я качаю головой, и это вызывает в нем такое недовольство, что становится просто смешно.

– Чем больше вы мне расскажете, тем лучше я смогу вас защитить. Находиться на вокзале – это не преступление, – добавляет он. – То, что вы оказались рядом с Линнеей Арвидссон, может быть чистым совпадением, а то, что вы дотронулись до ее руки, еще не доказывает вашу вину.

Он уже пытался говорить все это, когда посещал меня в камере, но и тогда я ничего ему не сказал. Уже на предварительном следствии я решил придерживаться стратегии молчания. Я думаю об иронии жизни: люди смотрят сверху вниз на таких, как я, а вот таких, как Моберг, изо всех сил старающихся вытащить из тюрьмы разных негодяев, превозносят за их профессионализм. Они обладают всеми привилегиями этого мира и применяют их для того, чтобы дарить свободу убийцам и насильникам. Стоит повнимательнее приглядеться к моральному компасу нашего общества.

– Так как у них нет ничего, кроме этих снимков, непонятно, почему вы ничего не говорите. Полиция считает, вам есть что скрывать.

Я пожимаю плечами. Моберг сглатывает свое разочарование и делает отметку в блокноте. Мы оба знаем, что у меня есть право сменить адвоката, но зачем? Я абсолютно уверен, что дело до суда не дойдет, у них нет никаких доказательств, так что совсем скоро меня отпустят. Конечно, лучше бы мне не попадать в камеру, но это моя ошибка. Полиция может искать до синяков на руках, но я человек опытный и умею скрывать следы. Через несколько дней я соберу свои пожитки и выйду отсюда, вот этого-то как раз Карл Моберг и не осознает.

Глава 17

Кристиан Валлин кивает кому-то за зеркальным окном и откашливается. Он все так же одет в бежевую одежду и почти сливается со стенами комнаты для допросов, выкрашенными в песочный цвет. Если бы не светлые брови, которые придают необычности его внешности, он мог бы стать прекрасным шпионом. Рядом с ним сидит другой полицейский в гражданском, Юн или Йенс, я не запомнил его имени. В отличие от Валлина он в хорошей спортивной форме, похоже, он из тех, кто любит оружие и