– Я дрался, – отвечает Федя, – руку ему прокусил… Ты мне истерику закатила. Кричала, что любишь его, а я придурок. Лера, брось его. Пусть он женится и сидит с пулемётом в Озерках.

– Федя, я не могу, – отвечает Лера. – Ты не знаешь… Я беременна, мне завтра в больницу на аборт… Он мне даже денег не дал! Нашла по дешёвке…

– Он говорил– вы давно не встречаетесь.

– Врёт. Наглая свинья. Глазки маленькие, тухлые… Ненавижу! У меня вот тут всё запеклось от боли. Нельзя, чтоб вышло, как он хочет. Не должен он рулить. Ты с властями борешься, а он и есть настоящая власть! Пойдём к его девушке, к родителям, устроим скандал…

– Стыдно, Лера!

– Ничего не стыдно! С подлецами надо, как они делают, так им делать, и ещё круче!

– До сих пор кривые методы борьбы были запрещены вашей команде, – подал голос Космонавтов. – Добро должно было быть чистеньким, а злу разрешалось всё. Игра скоренько, всего за два тысячелетия, зашла в тупик. Что делать? Разрешить добру тоже мухлевать? Но тогда исчезнет разница между командами… Сложный вопрос! Нехорошо, юноша, вы поступили со мной, русским писателем-фантастом, ослабшим от алкоголя и новых впечатлений.

– Быстро вы очнулись, – удивляется Федя.

– Я расплатилась по полной программе, за всё расплатилась… – говорит Клара. – У меня больше не было детей… Когда я уезжала, мальчику исполнилось три года. Я была уверена, что с Анной ему будет гораздо лучше, чем со мной. С мужем мы скоро расстались, я вышла замуж за другого, он сильно болел последнее время… Я не могла приехать… Я посылала деньги, три раза. Я не знала, что Анна умерла! Дедушка, умоляю…

– Не называй меня «дедушкой». Я вычеркнул тебя из своей жизни.

– Но это правда! Я дочь твоей дочери Эммы, сестра Анны, и этого ты не можешь зачеркнуть!

– Могу, – ответил Иеремия. – Я зачеркнул в уме советскую власть, и она закончилась. Я зачеркнул мысль о… конце жизни, и я живу. Мой правнук думает, что Анна, его мать, умерла. Для чего ему какая-то распутница из-за границы? Или ты надеешься соблазнить его своими грязными деньгами? Он серьёзный, чистый мальчик.

– Как он выглядит? Он красивый? Он учится?

– Тебе незачем это знать. Ты давно сделала свой выбор. И не изображай из себя героиню трагедии. Небось когти свои она покрасить не забыла! – Иеремия указывает на свежий Кларин маникюр.

Варя и Ксана снова у дверей 21-й квартиры. Открывает та же девушка.

– Ну вы опять? – удивляется она. – У дедушки гости. Ладно, проходите. Про вас никаких не было инструкций. А то пришла такая, и прёт как таран. У него сидит.

– Может, в другой раз? – норовит отвертеться Ксана.

– Пришли уже, – коротко отрезает Варя. – План захоронения давай.

Эльвира догоняет Юру.

– Нормальные ребята так не поступают! – говорит она. – Надо спасибо сказать!

– Спасибо.

– Да мне тебя жалко стало! Я видела, как ты мамку тащил. Такой худой, некормленый…

– Я нормальный.

– Да я ничего у соседей не беру, – примирительно говорит Эльвира. – Водку только. Думала, дядькам дам, чтоб качели сделали. Год прошу качели. Ну что ты будешь делать – вот такая жизнь, даром никто ничего. Чёрт с тобой, пошли тебя до дому доведу.

– Ты не обижайся, но это, правда, такой закон – у соседей нельзя. Я в коммуналке живу, знаешь, если бы мы все начали…

– Хватит, русский, грузить, я всосала уже.

– Слушайте, как вас…

– Брат Иван, – с готовностью отзывается Космонавтов. – Представляю из себя русское бунтарское начало, вечное сомнение, богоискательство, муки гордой совести.

– Вы не могли бы помучиться совестью где-нибудь в другом месте, кроме моей квартиры? – интересуется Фёдор. – Мне кажется, вы провокатор. А мне идти надо. Лера, я сегодня к Саше Гейнрихсу обещал зайти. Он что-то совсем плохой стал.

– Возьмите меня! – умоляюще вскинулся Космонавтов. – Я просто шутил… Я десять лет в Швейцарии… Писать совершенно не о чем. Тени, тени вместо людей! Только сейчас чувствую, как оживаю. Целый рой прекрасных образов проносится в бедной голове! И кто, кто поможет вам уничтожить пулемётного Максима? Только Иван Космонавтов!

– Космонавтов? – переспрашивает Федя. – Да вы в самом деле, кажется, писатель… Я что-то слышал…

– Давай возьмём его к Саше, – просит Лера. – Он в канале плавал… Прикольный.

– Сначала писал, а потом плавал?!

– Прикольный я, прикольный, – радуется Космонавтов. – Берите меня к Гейнрихсу, который стал плохой, – и ваш Гейнрихс станет совсем хороший! Кстати, я и денежный. Коньяк, виски, джин? В гости-то?

– Саша не пьёт, – ответил Федя. – У него другие проблемы.

– Кокер? Герыч? Мария-хуан-анна?

– Да нет. Там тяжёлый случай. У Сашки идея…

– Одна? – пугается Иван.

– Да. Одна.

– Я знал, я знал… – шепчет Иван. – Вот и сбылось.

– Что у вас сбылось?

– Мечта жизни. Я всю жизнь мечтал встретить русского человека об одной идее.

– Где ты видишь когти? – спросила Клара. – Я всё до крови обгрызла… В церковь зашла сегодня, Божью матерь попросить, чтоб она твоё каменное сердце смягчила…

Девочки стучатся в дверь. – Господин Браун! Это Варя Панкратова и Оксана Никитенко.

– Открой, Клара.

– Кто это?

– Пионеры.

Клара открыла, и явились Варя с Ксаной.

– Господин Браун! – торжественно говорит Варя. – Мы всё сделали, как обещали. Вот план захоронения.

– У него собака сегодня… – делает жест Ксана, тихо объясняя Кларе происходящее. – Собака Дора… Мы закопали…

– Дора? – говорит Браун. – Где Дора? Дора!

Замолкает, глядя перед собой.

– Я всё поняла, – шепчет Варя Ксане. – Это кодовое слово: Дора. Он сразу отключается.

– Иеремия, – теребит Клара руку Брауна. Бесполезно.

– Ну что вы наделали, девочки, – говорит Клара. – Он был в сознании, всё понимал…

– Это ваш родственник? – спросила любопытная Ксана.

– Дед. Из обрусевших англичан, такой характер! Вот что мне теперь делать?

– А в чём ваша проблема? – спрашивает Варя.

Клара испытующе смотрит на девочек.

– Вы такие молоденькие… вы не поймёте… я сына ищу.

– Потеряли сына?

– Не потеряла. Оставила сестре двадцать лет назад, когда вышла замуж и уехала за границу. Ему теперь двадцать три года… моему Феде…

– Феде?? – спрашивают разом Ксана и Варя. – Как фамилия?