– …хоть ты ей объясни, жизнь есть жизнь, зачем её в дерьмо-то превращать? – волнуется Максим, и тут видит своих терминаторов.

Они подходят к замершему Максиму, и Лера с наслаждением плюёт ему в лицо.

– Милостивый государь! – восклицает при этом Космонавтов. – Вы подлец!

Лера отходит в сторону, в точку, удобную для наблюдения, а Гейнрихс и Космонавтов начинают крепко и со вкусом бить Максима. Тот сначала пытается воззвать к ним, но быстро стихает. Фёдор собрался было тоже ударить соперника, но не стал, что-то мешает ему.

Гейнрихс бьёт сосредоточенно, точно, а Космонавтов шалит. Молотит палкой машину, наступает Максиму на лицо, и это с идиотскими репликами «Эй, ухнем!», «Блямс! Блямс!»…

Лера смотрит с восторгом. На её лице точно играет отблеск пожарища.

Фёдор пятится, потом поворачивается и убегает.

Фёдор бежит по Фонтанке, на лице его отчаяние.

– Не то! – кричит Фёдор. – Не то! Не то! Не то!

Гейнрихс прекращает избиение.

– Ему хватит, – говорит он рассудительно.

– Уходим, – командует Космонавтов.

Максим остаётся лежать возле раскуроченной машины.

– Ну, слона мне нарисуй, – говорит Эльвира.

Она уже высохла, переоделась, причесалась.

– Слона просто, – отвечает Юра. – Я сложней могу.

– Тогда тигра!

– Хорошо. А ты любишь тигров?

– Кто их не любит? Красотища такая. Лучше любого человека в сто раз!

– Я в прошлом году был в цирке, – рассказывает Юра, рисуя, – там разрешали фотографироваться с тигром и гладить разрешали. Он совсем был ручной. Я погладил.

– Ну и как?

– Хороший, – зажмурился, вспоминая удовольствие, Юра. – Такая шёрстка… Зверь. Я читал, тигры никогда ничего не боятся. Нет страха вообще!

– Это они зря. Надо было человека бояться.

– Странно, да? Ничего у нас нет – ни клыков, ни когтей. Все сплошь лысые – то есть без шерсти. Наверное, звери сначала подумали – во придурки какие-то, даже есть противно. А мы взяли и всю землю захватили.

– Нас много, – размышляет Эльвира.

– Сейчас много! А было немного! Нет, ты знаешь, я думаю, всё потому, что звери живут по правилам, а у нас нет никаких правил. Вот если ты какой-то зверь, ты ешь то и то, живёшь там и там, а это уже не ешь никогда и где попало не встречаешься. А мы едим всё и живём везде. И всех убиваем.

– Мы с тобой никого убивать не будем.

– А если меня на войну пошлют?

– Может, не будет войны?

– Всегда была, и вдруг не будет? – сомневается Юра. – Вот, нарисовал я тебе тигра.

Показывает рисунок. Тигр вышел неплохой, скорее, конечно, анимационный, чем реалистический.

– Спасибо, ну вроде тигр. На кота твоего похож, – Эльвира прячет рисунок в свой необъятный карман. – У меня последний поезд после одиннадцати. Можно ещё погулять.

Ксана и Варя едут в автобусе. К Варе всё приглядывается женщина средних лет с измученными глазами. Когда девочки выходят, выходит и она, и обращается к Варе.

– Простите, я не могла видеть вас по телевизору, в молодёжной программе?

– Да, могли. Варя Панкратова, – с готовностью отвечает Варя.

– Я сразу узнала вас. Вы такая умница. А я мама, мама эсера, знаете, партия социалистов-революционеров. Это моего мальчика зимой арестовали в Москве. Ничего не сказал! Ни слова! Перед сессией. Поеду к друзьям на два дня. Сказал. И я ничего не знала, ничего! Подруга звонит: твой там был? Где был, что? Они же дети! Совсем дети, девочку арестовали – она, наверное, сорок килограммов весит. Переводят всё время туда-сюда. Статья над ними висит – организация массовых беспорядков. Это восемь – десять лет!

Женщина начинает плакать, вынимает платок.

– Простите, девочки, я стараюсь держаться, само льётся. Сейчас, сейчас. (Шмыгает носом) Что они сделали? Они за стариков вступились, за нищих стариков, они дети. Зачем их в тюрьму? Я хожу по улице, солнце светит, люди смеются, я хожу и ничего не понимаю, зачем солнце, зачем люди. И думаю, вот и в тридцать седьмом люди тоже смеялись и солнце светило. Вы молодая девушка, умница, скажите – что это такое? Простите, что я пристаю к вам. У вас такие хорошие лица. Он поехал на два дня. А теперь говорят: десять лет. И это солнце, и всем всё равно, а я дома не могу сидеть. Идите, девочки. Удачи вам, всего самого доброго. Простите меня. Никаких сил не осталось.

– Что, друзья? Завершим прекрасный день достойным ужином? Я приглашаю, – говорит Космонавтов Лере и Гейнрихсу.

– Нет, я никогда не ем после девяти, – отвечает Гейнрихс. – Я домой. Хватит бессмысленных телодвижений.

– И такой человек считает себя второстепенным! – удивляется Иван. – Вы суперстар, Бетмен, элита! Нет, ваши товарищи не понимают, с кем имеют дело. Вы правы, и живёте вы среди дегенератов, но вы – бриллиант. С какой стати жизнь должна принадлежать хрюшкам, вроде этого ничтожного Максима? В качестве русского не стоит жить? Ну и плюньте вы на русских. Вы – космическое явление.

Гейнрихс пристально смотрит на Космонавтова.

– А вам-то что? – спрашивает он. – Вы о чём хлопочете? Вы вообще кто такой?

– Командировка… – разводит руками Космонавтов. – Творческая командировка. Кстати, ваша палочка… Для укрепления здоровья… Вас можно поздравить с первым подвигом!

– Подвиг, – презрительно говорит Гейнрихс. – Втроём на одного из-за поганой бабы. Правильно Федька сбежал.

– Кто это поганый? Ты сам придурок поганый, – кричит Лера.

– Ещё одно золото нашла, – говорит Гейнрихс. – Иди с ним ужинать и дальше по программе. Дегенераты.

Гейнрихс решительно откалывается от компании и уходит. – Палочку-то! – вопит ему вслед Космонавтов, но тот даже не оборачивается.

– Суровый малыш, – заключает Космонавтов. – Ну, Лера-Нулера, отметим вашу-нашу победу?

– Легко!

Варя дома у Ксаны. Квартира людей среднего, но, видимо, вполне стабильного достатка. Девочки пьют чай. Шум в прихожей – пришёл Митя, брат Ксаны.

– О, девки, привет. Сейчас мои ребята придут – чур, к нам не соваться, ладно? Мамка сегодня поздно будет, дайте хоть общнуться нормально.

– Мы тут видели… – говорит Ксана. – Какая-то ваша мама…

– К нам на улице подошла мать одного из ваших мальчиков, которых арестовали в Москве зимой, – объясняет Варя. – Тяжёлое впечатление.

– А, – соображает Митя. – Это Женьки Степанцова. Это одна такая у нас проблемная. Она ко всем подходит, не берите в голову.

– Как ты мне надоел со своими сдвигами, – вздыхает Ксана. – Тебя арестуют – наша тоже с ума сойдёт. Будем работать тебе на передачи. Кругом нормальные ребята, нет, нарыл каких-то помешанных.