И тем не менее новый modus vivendi пробивает себе дорогу и в Новом Свете. В марте 2012 года в США и Турции одновременно вышло в свет исследование двух американских авторов Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты» (в английском варианте – Why Nations Fail)[56], которая тут же в экономически развитых странах Запада приобрела ореол политэкономического бестселлера. На основе исследования истории развития более 60 стран мира за последние два века авторы этой работы приходят к выводу, что причиной успеха (неуспеха) в экономическом развитии является выбор, со стороны правящих элит, модели управления экономикой. Эти модели авторы делят на две институции – экстрактивные и инклюзивные. В рамках первых правящие элиты с помощью установления авторитарных (диктаторских и тоталитарных) режимов эксплуатируют трудовую деятельность масс и извлекают экономическую выгоду в основном в свою пользу, а в рамках второй модели осуществляется участие в управлении не только экономикой, но и политическими процессами в государстве если не всех, то большинства граждан, что влечет за собой и получение ими соответствующей части доходов.

Авторы приходят к заключению, что экономический рост и расцвет государств возможен в условиях и экстрактивных, и инклюзивных институтов, однако динамика роста отличается. Хотя экономический рост возможен в условиях экстрактивных институтов, он недолговечен и не ведет к существенному росту благосостояния большинства населения. С другой стороны, государства с инклюзивными институтами способны к стабильному росту, из которого извлекает выгоду большинство населения, что обусловливает рост уровня жизни, благосостояния и сокращение бедности. Именно такие институты являются основой всех либеральных демократий современности.

Авторы книги рассматривают индустриализацию СССР (глава 5) как пример экономического роста в условиях экстрактивных институтов: бурное развитие тяжелой промышленности осуществлялось за счет ресурсов деревни, причем, по мнению авторов, крестьянское хозяйство России было организовано так неэффективно, а уровень технологического развития был настолько ниже европейского и американского, что простое перераспределение ресурсов в пользу индустрии, где производительность труда и капитала была намного выше, дало быстрый экономический рост. Однако к 1970-м годам, когда ранее использовавшиеся неэффективно ресурсы были перенаправлены из деревни в промышленность, советская система оказалась в тупике: принудительные методы исчерпали себя, уже не давая прежних дивидендов, а нехватка экономических символов для трудящихся и сопротивление элит не позволяло поддерживать непрерывные технологические инновации за пределами военной и аэрокосмической промышленности. Чтобы продолжить устойчивый рост, советские власти должны были бы отказаться от экстрактивных экономических институтов, но это угрожало их политической власти – в конечном счете этот тупик привел к падению власти Коммунистической партии и распаду СССР.

В конечном итоге Аджемоглу и Робинсон фактически выступают за создание социальной модели государства общего участия, то есть той самой модели, о которой уже сегодня ведут речь некоторые политики старой Европы. Судя по тому авторитету, который набирают идеи этих авторов на Американском континенте, и по тому, что происходит в США после президентских выборов 2016 года, процессы радикальной смены социальной модели будут набирать силу не только в Европе, но и на Американском континенте.

Нам бы не опоздать встроиться в эти изменения. Ведь часть правительств стран Старого Света уже приступила к практическим поискам этой новой модели социального государства, а мы даже еще и проблему в этом плане не обозначили…

Между тем наша общественность даже не догадывается, что как раз мы-то могли бы быть «впереди Европы всей» и опоздать в этом деле мы вроде бы никак не должны, потому что в России (тогда – в СССР) все эти проблемы уже были предметом обсуждения еще в 1948 году.

Сегодня благодаря открытию архивов советского времени мы знаем, что в сороковых годах прошлого века поиски подобного рода происходили и в Советском Союзе, еще при Сталине, когда еще в 1947 году в партийной верхушке ВКП(б) был поднят вопрос о созыве XIX съезда партии, того самого съезда, который в конечном итоге состоялся лишь в октябре 1952 года, за четыре месяца до смерти Сталина.

Современные историки, исследующие послевоенный период, пишут, как правило, что вопрос о созыве партийного съезда поставил Жданов. Я думаю, что это ошибка. Автором этой идеи был сам генсек.

Говоря о созыве партсъезда в 1947 году, все опираются на один-единственный источник. Речь идет о мемуарах сына Жданова.

Юрий Андреевич прожил долгую жизнь – 87 лет – и за полтора года до смерти опубликовал свои мемуары[57], где описал эту ситуацию так.

В самом начале января 1947 года на квартире Сталина собрался узкий круг политбюро, на котором был поднят вопрос о партийном съезде. «Анализируя итоги прошедшей войны, – пишет Юрий Жданов, – в узком кругу членов политбюро Сталин неожиданно сказал: «Война показала, что в стране не было столько внутренних врагов, как нам докладывали и как мы считали. Многие пострадали напрасно. Народ должен был бы нас за это прогнать. Коленом под зад. Надо покаяться». Наступившую тишину нарушил отец:

– Мы, вопреки уставу, давно не собирали съезда партии. Надо это сделать и обсудить проблемы нашего развития, нашей истории.

Отца поддержал Н.А. Вознесенский. Остальные промолчали, Сталин махнул рукой:

– Партия… Что партия… Она превратилась в хор псаломщиков, отряд аллилуйщиков… Необходим предварительный глубокий анализ…

Вернувшись домой и рассказав о случившемся матери, отец вздохнул: «Не дадут»…»

Нет оснований в целом подвергать сомнению этот мемуарный пассаж. Но нужно, конечно, учитывать, что, во-первых, Юрий Андреевич услышал все это от своей матери много лет спустя после смерти отца и никто – ни его мать, ни он сам – никогда не подвергал этот рассказ Андрея Александровича политическому анализу. Да и вряд ли Зинаида Сергеевна Жданова, журналистка местной прессы, была в то время посвящена мужем во все тонкости политической кухни в верхних этажах власти: очень уж опасной тогда эта информация могла оказаться. А во вторых, поведение самого Юрия Андреевича в те годы (а он был ни много ни мало заведующим отделом науки ЦК) показало, что в 1947–1948 годах он насовершал очень много таких политических ошибок в своих взаимоотношениях со Сталиным, которые показали, что он никогда и ничего не понимал в политике.