Отойдя к окну, они остановились.

– Ваше Высочество, вам лучше покинуть Лондон…

– Как, Сесил? Я и сама рада бы, но королева вон рожает, а без ее согласия уехать нельзя.

– Никого она не рожает.

Елизавета не успела ничего больше спросить, Сесила позвали по делам, откланявшись, он удалился.

Повивальные бабки как-то странно переглянулись меж собой, госпожа Кларенсье, особо приближенная к Марии, наклонилась к королеве:

– Ваше Величество, вам нужно отдохнуть. Срок еще не подошел…

– Как… не подошел?.. – растерянно прошептала измученная болями королева. – Я же чувствую схватки, эта невыносимая боль внутри…

– Ваше Величество, схватки не всегда означают немедленные роды… Наберитесь терпения и немного отдохните. Иначе вы измучаете и себя, и свое дитя…

– Я могу повредить сыну?

– О, да, безусловно. Постарайтесь отдохнуть…

Мария бессильно откинулась на подушки. Остальные поспешили покинуть королевские покои. Находиться несколько часов в пусть и просторной, но старательно закрытой от любых сквозняков комнате большому количеству людей тяжело, хотелось выйти на воздух, заняться, наконец, собственными делами, если уж у королевы схватки снова закончились ничем, даже просто обсудить это происшествие. У дам чесались языки посудачить о странностях в родах Марии, они осторожничали, боясь сказать лишнее, но поахать-то можно!

Оставшись только с самыми близкими, Мария лежала, кусая губы, по ее щекам катились горькие слезы. Она выносила дитя, очень радовалась тому, что живот увеличивался с размерах, как и положено, что в сосках дряблой груди стала выступать жидкость, похожая на молозиво, что временами ее сильно тошнило, почему же теперь дитя никак не может родиться? Уже второй раз у нее начинались схватки и заканчивались ничем. Первый раз повитухи даже обрадовались, рожать было попросту рано. Но теперь-то пора?

– Кларенсье, – королева схватила за руку верную даму, – вы рожали, скажите. Почему у меня так?

– Так бывает, Ваше Величество. Бывает…

– Но ведь уже пора…

– Ваше Величество, наберитесь терпения, возможно, мы ошиблись в сроках. Кроме того, иные дети не торопятся появиться на свет, потому что им хорошо под защитой матери.

– Бывает? – с надеждой вгляделась в ее лицо королева.

– Постарайтесь отдохнуть, Ваше Величество…

В тот день схватки закончились ничем, но звонари храмов не были наказаны, даже разбираться, кто первым ввел лондонцев в заблуждение, не стали. Это бросило бы тень на Ее Величество, кроме того, королеве не до разборок, а король вообще постарался не показываться никому, слишком унизительно встречаться глазами с придворными и слышать сочувственные вздохи, прекрасно понимая, что настоящего сочувствия в них ни капли, напротив, многих переполняло злорадство. Ничто не радует так, как чужая неприятность…

Тянулись неделя за неделей, у королевы то и дело шли схватки, но родов все не было. Мало того, в один из дней Елизавете с ужасом показалось, что сам живот явно стал меньше, и походка Марии тоже изменилась. Мелькнула шальная мысль, что она все же тайно родила, спрятав неугодную девочку, но, приглядевшись к старательно упакованной в ткань груди сестры, девушка вдруг поняла, что в ней нет и не было молока! Можно безмолвно родить и спрятать ребенка, но грудь не перетянуть нельзя, выдаст. И вообще, грудь беременной женщины не может быть пустой и обвислой, а у Марии именно такой и была! Елизавета вдруг ужаснулась своему пониманию: грудь Марии была такой же и месяц назад, когда они только вернулись из Вудстока! А как же беременность? Неужели остальные, видевшие королеву ежедневно, этого не заметили?! Или заметили, но старательно скрывали свое понимание? И что дальше?

Елизавета с трудом поборола желание бежать в свое имение даже без разрешения Марии. Хотелось быть как можно дальше от кошмара, творившегося в Уайт-холле.

Мария действительно никого не родила. Это осталось загадкой для всех, в том числе и для нее самой (если, конечно, королева не скрыла роды из-за появления на свет уродливого ребенка) – растущий из месяца в месяц живот, множественные признаки беременности, даже схватки… Европа, ожидавшая появления на свет наследника английской королевы и испанского инфанта, то ликовала после получения ложных известий о благополучных родах, то потрясенно разводила руками: как долго женщина может носить свое дитя? Но нашлось немало злорадствовавших, это точно. Елизавета к числу таких не относилась, ее главной задачей было без потерь пережить этот кошмар и как можно скорее бежать из такого опасного Лондона.

Сторонники Марии были довольны уже хотя бы тому, что королева не умерла при родах, как часто случалось с женщинами.

Бедингфилд сказал Елизавете правду – Роберта Дадли, невзирая на его причастность к делам отца и брата, помиловали. На королеву огромное впечатление произвела красота молодого Дадли, она пощадила эту красоту, не только не казнив, но и вообще выпустив Роберта из Тауэра. Тот счел за лучшее немедленно унести ноги из Англии, отправившись воевать против французов.

Англии была совершенно ни к чему эта война, но она нужна Испании, и Мария пошла на поводу у мужа. Роберт не задавался вопросами зачем и почему, он старался завоевать ратную славу, которая, он твердо верил, откроет снова путь ко двору. Получалось неплохо.

Дадли особенно не дружил и даже ни с кем много не общался, но однажды ему случайно рассказали о французской старухе, способной предсказывать будущее совершенно точно. Поговаривали, что она словно видит все, что с человеком случится. Роберт, хорошо помнивший, что случиться может что угодно, подумал о пользе встречи с такой старухой. Встреча состоялась и многое изменила в жизни Роберта. Нельзя сказать, чтобы он до того стремился посвятить себя военной карьере, но тут стал рваться обратно в Англию.

Из троих пришедших к старухе, она сразу выделила Дадли, поманив крючковатым тощим пальцем:

– Иди, милок, тебе о тебе есть что сказать. Если хочешь, скажу. У тебя может быть очень необычная жизнь…

Хотелось огрызнуться, что у него уже она и так необычная, мало кому удается выйти из Тауэра, будучи приговоренным к смерти. Но пошел, не подавать же вида, что стало не по себе…

– Чтобы ты понял, что правду говорю, сначала скажу, что с тобой было… У тебя жена молодая дома осталась…

Эка невидаль, сказать молодому офицеру, что у него дома молодая жена! Старуха усмехнулась, заметив его чуть презрительный взгляд:

– Послушай, дорогой, послушай и сам реши, как тебе дальше быть. Ты в башне высокой сидел в заточенье. А неподалеку дева одна из тех, кому там вовсе не место… Можешь домой вернуться и с женой всю жизнь в добре и радости прожить, детишек вырастить, уважение снискать…

А можешь… та, что в неволе была… ее власть будет, надолго… Но путь рядом с ней, хотя и сулит богатство и возвышение, ни покоя не даст, ни уверенности. Она больше всего на свете власть любит, хотя сердце горячее имеет. Какой путь выбрать – сам думай, можешь к жене вернуться, можешь удачи с другой попытать. Только помни: любовь при власти счастливой не бывает. Она эту цену готова платить, а ты?