– Вы не поедете на праздники к тете в Нью-Йорк?

– У меня нет денег на самолет, – ответила Илария, терзая зубочисткой бумажную салфетку. – На самом деле тетя прислала мне деньги на дорогу, но я потратила их, чтобы заплатить за квартиру и остаться здесь работать. Я не стала устраиваться официанткой, чтобы быть свободной для поездок с вами по Бергамо.

Безана закусил губу.

– Вы поступили правильно, Пьятти. Вы действительно мне нужны.

Илария улыбнулась. Нужно совсем немного, чтобы ее лицо просияло. Ну, например, узнать, что она кому-то нужна.

– А вы? Увидитесь с сыном?

– Нет, я буду в праздники один.

– Почему?

– Потому что он уехал с матерью, – со смущенной улыбкой ответил Безана.

– Но вы хоть помирились?

– Нисколько. Якопо считает, что в разводе виноват только я. Отчасти это верно. Я очень любил его мать, но вел себя как безмозглый идиот. Настал момент, когда ей это надоело, и она ушла к другому.

– Вы все еще любите ее?

Безана оценил, что Пьятти не спросила, продолжает ли он вести себя как идиот.

– К сожалению, да, – вздохнул Безана и отпил глоток пива.

– А ваши родители? Они живы?

– Умерли сотню лет назад.

– На счастье, есть работа, верно? Я всегда себе это повторяю. Худо-бедно, а работа есть.

Безана погладил ее по голове. У Иларии не было работы, потому что ее стажерский срок официально истек. И то, что она пишет статьи в качестве его соавтора, мало что меняло.

– Вот и отлично, – сказал он. – Значит, и завтра работаем вместе. Вы умеете готовить, Пьятти?

– Нет, я вообще ничего не умею, – она смущенно опустила глаза.

– Я так и подумал. Просто подначивал, – улыбнулся Безана. – Терпеть не могу рождественские ужины.

25 декабря

Утром в Рождество Илария позвонила Безане в 7.17. В ответ он проворчал что-то невнятное.

– Я читала всю ночь, – выпалила она. – Когда мы увидимся?

Безана пошарил рукой по тумбочке, нашел будильник и взглянул на время.

– Неужели человеку нельзя поспать даже на Рождество?

– Ой, извините. Я думала, вы настроены поработать. С Рождеством! Моя тетя тоже вас поздравляет. Знаете, несмотря ни на что, она находит вас симпатичным.

В трубке наступила тишина, потом раздался зевок.

– Кнопочка, слишком много слов. Сто двадцать пять знаков, включая пробелы. Черт возьми, я только что проснулся. Приходите через часик, – проворчал он и отсоединился.

Илария явилась с пандоро [32], купленным в супермаркете, и пачкой кофе.

– Пандоро вы тоже терпеть не можете?

– Нет, только панеттоне [33], – ответил Безана. – О, кофе! Неплохая мысль! Надеюсь, удастся найти кофеварку.

Он взглянул на гостью: Илария была вся в красном, включая чулки. Безана вздохнул.

– Мои поздравления, Пьятти. Вы сегодня ослепительны, надеюсь, я переживу этот факт.

Порывшись в кухонных шкафчиках, Илария извлекла на свет божий восьмиугольную подставку и кувшин, а воронки фильтра не оказалось. Кто знает, куда она делась. Попутно она начала делиться с Безаной своими размышлениями.

– Ведь Верцени должны были посадить в тюрьму или поместить в психушку? Пока шло следствие, вызвали двух экспертов: одного со стороны защиты, а другого со стороны обвинения. Вот и фильтр!

Фильтр нашелся в жестяной банке из-под печенья. Илария засыпала в него кофе.

– Со стороны защиты прибыл Чезаре Ломброзо. Он тут же велел поместить Верцени в лабораторию антропометрии при психиатрической клинике.

Пьятти включила микроволновку и взяла в руки планшет, чтобы было удобнее читать записи.

– Начал Ломброзо с черепа. Перед этим пациента обрили наголо, и Ломброзо сразу заметил, что левый лобный бугор у него более развит, чем правый, и от правой брови до верхней точки лба ведет костный гребень. По его мнению, эта особенность присуща черепам животных. Левое ухо оказалось длиннее и шире правого, скулы и нижняя челюсть чрезвычайно развиты, а нижние клыки остры. Глаза косили. Ломброзо в своих наблюдениях не упустил из виду даже гениталии.

Слушая ее, Безана пытался отмыть покрытую многолетней накипью чашку.

– Послушайте, – продолжала Илария. – Пенис прекрасно развит и по форме напоминает кончик флейты. Крайняя плоть красноватого цвета, уздечка отсутствует, что говорит о частом, даже очень частом пользовании органом. Ну, что вы на это скажете?

– Мне кажется, для следствия это крайне важно, – хмыкнул Безана. – Теперь, когда мы знаем, как выглядел пенис Верцени, нам остается только найти точно такой же. Как думаете?

Илария расхохоталась.

– Ладно, продолжим.

– Вот именно, давайте продолжим.

– Что касается дефектов и наследственных заболеваний у родственников, у Верцени было двое дядей, страдавших слабыми признаками кретинизма, однако ни у кого из родственников эта болезнь в полной мере не проявлялась. Пеллагрой, распространенной в этих местах, страдал только отец, да и то в легкой форме. В доме Верцени все много работали, но не бедствовали, и еды всегда хватало. Они были не из тех, кто ест только поленту и болеет пеллагрой. Лишь однажды Винченцо признался, что ел кукурузную поленту и ему стало плохо. Но это быстро прошло.

– Эта подробность уводит нас в сторону, – вставил Безана.

– Хорошо, возвращаюсь к главному, то есть к экспертизе Ломброзо. Он отверг тотальное поражение рассудка пациента, однако признал снижение уровня ответственности, по крайней мере в том, что касалось последних событий. Именно экспертиза Ломброзо и спасла жизнь Верцени: с перевесом всего в один голос 9 апреля 1873 года суд присяжных приговорил его не к смертной казни, а к пожизненным каторжным работам с отбыванием наказания в тюремной психиатрической лечебнице.

– Уж лучше смертная казнь, тогда тюремная психушка была страшным местом, – заметил Безана.

Илария разлила кофе по чашкам, открыла пакет, достала пандоро и посыпала его сахарной пудрой.

– Почему бы нам не взглянуть на то, что осталось от тюремной психушки? Ведь она была здесь, в Милане, на проспекте Двадцать Второго Марта. Что вы на это скажете?

– Это в Рождество? Кнопочка, похоже, вы тоже спятили.

19 марта – 9 апреля 1873

Джакомо Качча писал для бергамской газеты «Провинция» уже около двух лет, а начал сразу после того, как получил в Милане диплом юриста. Родители надеялись, что он станет адвокатом, но у него был свой четкий план: Джакомо хотел стать знаменитым журналистом. И сегодня, 19 марта 1873 года, его мечта сбылась. Именно ему доверили освещать суд века. Он слышал разговоры об этом деле уже несколько месяцев, душитель женщин (так его называли в городе) был у всех на устах. Потом наступило затишье, и теперь в задачи Джакомо входило подпитывать любопытство читателей. Они должны ловить каждое его слово.

Ему очень понравилось