Во время этих встреч мы часто шутили и много смеялись, но это скорее был невинный флирт, чем действительно романтичные отношения. Для меня это была лишь приятная возможность мило провести время, а также усовершенствовать мой французский. Иногда я легко забывал недавние бои, но всегда помнил о том, что для бельгийцев я солдат вражеской армии, оккупировавшей их страну.

С отличием закончив в конце сентября трехлетний срок ученичества в цветочном магазине, Аннелиза уехала из Люнебурга и вернулась в Гамбург, где нашла работу в магазине на главном вокзале. Мы условились встретиться на гамбургском вокзале, когда я буду возвращаться из Пюггена в Вервье в конце моего второго отпуска, продолжавшегося с 17 ноября по 12 декабря. Прибыв в назначенный день на поезде в Гамбург, я сразу же отправился в магазин, в котором работала Аннелиза. Сняв передник, она пошла прогуляться со мной по вокзалу. Когда мы нашли укромный уголок на северном его краю, я протянул ей флакон дорогих духов, купленных в Вервье. Аннелиза благодарно обняла меня, и флакон выскользнул из ее рук и разбился, наполнив все вокруг крепким ароматом. Это показалось мне плохим знаком.

Хотя наши отношения не прерывались, мы еще не выразили обоюдного согласия придать им особый, исключительный характер. Следует признаться, что у меня была одна симпатичная девушка из Рурской области, из Дуйсбурга, с которой я познакомился в 1937 году, когда она приезжала в Пюгген навестить родственников. Через три года после нашей первой встречи я решил возобновить наше знакомство и раздобыл ее новый адрес.

После того как мы обменялись парой писем, она согласилась с тем, что я навещу ее на моем пути обратно в Бельгию, не зная, что я буду возвращаться после встречи с Аннелизой в Гамбурге. Наша последующая вечерняя встреча в Дуйсбурге побудила мою знакомую склониться к более серьезным отношениям, но я при этом понял, что меня привлекает только ее приятная внешность.

Примерно месяц спустя я как-то выпивал в Вервье вместе с моим товарищем Шютте и еще несколькими другими солдатами. Сильно опьянев, мы начали жаловаться на трудности в отношениях с подругами, оставшимися в Германии. Когда кто-то предложил написать им письма и сообщить о разрыве всех отношений, мы все поклялись поступить именно таким образом.

Это сделанное в состоянии опьянения обещание подтолкнуло меня к разрыву с Аннелизой, к которому, по моему мнению, дело уже подошло. В своем письме, отправленном 10 января, я сообщил ей, что не готов к серьезным обязательствам, которых она, видимо, ждет от меня. Мы были слишком молоды для брака, особенно ввиду продолжающейся войны и моей незавидной солдатской судьбы. Хотя наша переписка с девушкой из Дуйсбурга после нашей последней встречи прекратилась, я счел нужным признаться Аннелизе, что встречаюсь с другой. Не вдаваясь в подробности, я написал, что наши встречи не носят серьезного характера, но решил не обманывать ее, Аннелизу, и честно рассказать обо всем. Даже если у меня не было намерений и дальше встречаться с девушкой из Дуйсбурга, мы с Аннелизой должны быть свободны в желаниях и можем встречаться с кем хотим. Я также высказал пожелание оставаться друзьями и поддерживать связь друг с другом.

Позднее мне стало известно, что, получив мое письмо, она несколько дней плакала.

В конце 1940 года все полки нашей дивизии получили приказ отказаться от одного из трех батальонов, которому было суждено стать ядром для заново формируемой дивизии. Как это было тогда принято, данную потерю должны были восполнить новобранцы, только что призванные в ряды вермахта. Немецкая армия продолжала наращивать свою численность, однако никто из нас пока не знал истинных причин этого.

Весной 1941 года наша дивизия была переброшена на расстояние 40 километров к востоку от Вервье для интенсивной боевой подготовки близ бельгийского города Эльзенборна, на границе с Германией. Под холодным, пронизывающим до костей дождем мы провели маневры нашего батальона, согласовывая действия вместе с танковыми частями и авиацией. В то время как взвод связи периодически прокладывал линии коммуникации, наша рота тренировалась в обращении с гаубицами, заряженными боевыми снарядами. Когда маневры подошли к концу, мы почувствовали, что отточили необходимые навыки до автоматизма.

21 апреля 1941 года наш передовой отряд был отправлен на восток. Через два дня 58-я дивизия получила приказ в течение суток покинуть территорию Бельгии. Планированием нашей переброски занялся штаб. Передислокация дивизии — сложный процесс, отнимающий много времени, для ее подготовки следует учесть возможности транспорта и объем боевого снаряжения. Отсутствие новых предварительных директив усложняло дело планирования, однако тем самым обеспечивалась максимально возможная секретность нашей передислокации.

Ближе к вечеру 24 апреля наша дивизия практически полностью была готова к отъезду, однако некоторым подразделениям предстояло последовать за нами позже. Сев на поезд в Вервье, мы по-прежнему не знали о нашем месте назначения. Даже ротный командир не знал, куда мы направляемся. Пока мы ехали по территории Германии, все задавали друг другу одни и те же вопросы: «Куда мы, черт возьми, едем?», «Что будет дальше?». У военной жизни есть одна забавная сторона — широкое распространение слухов и их несомненная сила. Атмосфера была наэлектризована возбужденным ожиданием. В поезде строились самые разные догадки и предположения относительно того, куда мы направляемся. Скорее всего, нас перебрасывают куда-то на север. Одни предрекали: «Нас везут в Финляндию», другие высказывались иным образом: «Скоро мы будем в Швеции». Оба предположения не оправдались.

Апрель — июль 1941 года

Прелюдия к вторжению

24 апреля — 22 июня 1941 года

Двигавшийся на восток-северо-восток Германии поезд без остановок проехал Гамбург и Любек. За 30 часов пути были сделаны всего несколько коротких остановок для смены локомотива. Проехав 1000 километров после Вервье, мы прибыли в Восточную Пруссию, в город Эльбинг.

Оттуда наша дивизия немедленно отправилась на восток, проделав первый из двух ночных пеших переходов. На рассвете мы остановились в лесу возле дороги и позавтракали сухими пайками. Скрытые от возможного воздушного наблюдения противника с воздуха кронами деревьев, мы устроились на плащ-палатках и немного отдохнули, прежде чем на закате снова тронуться в путь.

Прибыв в Хайлигенбейль, расположенный в 40 километрах от Эльбинга, мы разместились в казармах. Следующие шесть недель мы усиленно занимались боевой подготовкой, что лишь усилило предположения относительно нашей будущей миссии. Большинство окружавших меня солдат были по-прежнему уверены в том, что нас вскоре перебросят куда-то в Скандинавию. Нам и в голову не могло прийти, что Германия собралась напасть на Советский Союз. По-видимому, советско-германский пакт о ненападении, подписанный в 1939 году, настолько повлиял на образ мыслей немцев, что никто не верил в перспективу возможного военного конфликта между двумя государствами.

К этому времени новости о войне стали вполне привычными и уже не казались интересными. Прибытие «Африканского корпуса» в Северную Африку на помощь итальянским войскам в начале 1941 года, а также оккупация Германией Югославии и Греции весной того же года вызвали у меня и у моих товарищей довольно сдержанный интерес. Несмотря на то что мне хотелось попасть на Крит вместе с нашими десантниками, которые высадились там в конце мая, все эти события представлялись слишком далекими и имеющими малое отношение к нам.