Даже если богу не было дела до моих грехов, даже если его самого не было и выбор «рай или ад» – добровольный для нашего духа, я понимал, что из тела, отравленного страхами и физическими мучениями животных, дорога может быть только одна – в пекло. Но запах готовящейся трупчатины всегда действовал как сильнейший наркотик, заставляя забыть всю этику, откинуть понятия милосердия и сострадания, измазаться в этом говне, получить невероятный отупляющий кайф, чтобы потом гладить свою перекормленную тушку и хлопать глазками похабного прогнившего ребеночка, испытывая чувство вины. Но спасибо Михаилу Енотову – он стал первым отказавшимся от мяса человеком среди моих друзей. Для начала хотя бы за компанию с ним я питался так, как, по-моему, в идеале и должен питаться человек.

Стоило моим отношениям вроде бы наладиться, как Сигита напилась с Пьяницей и не пришла ночевать. Мы опять поругались. Я не мог спать, ворочался и прикидывал, как бы мне свалить отсюда, что делать с жизнью вне учебы и вне этого общежития. Утром я вскакивал от каждого шороха, выглядывал в коридор, ожидая Сигиту, но при этом говорил себе: «Пожалуйста, пусть она не придет».

Ко мне в гости тогда заехал молодой писатель и врач из Киева Василий Нагибин. Мы сдружились в гостиничном номере московского отеля, куда нас, финалистов премии «Дебют», как-то поселили ее организаторы. Сейчас он ехал в Петербург по своим делам со своими студентками и длинную остановку в Москве решил перебухать со мной.

Мы выпили водки, и я сказал:

– Мой друг работает под Питером на стройке. Там, может, и для меня место найдется. Я хочу поехать с тобой.

– Так в чем проблема? Нас трое едет в купе. Мы просто возьмем тебя с собой и спрячем, – сразу же ответил Василий Нагибин.

– И твои студентки не против?

– Конечно, нет, они будут только за!

Я посмотрел на студенток. Одна из них обняла меня и сказала, что да, конечно, они спрячут меня. Не помню ни ее лица, ни имени, только это ободряющее объятие, благодаря которому я осмелился поменять жизнь. В животе моем плескалась водка, спустя четыре месяца я снова был пьян, и это было здорово, странно и празднично.

– Допустим, вы все не против. Но там же будет еще пассажир?

Василий Нагибин махнул рукой:

– Придумаем что-нибудь. Главное, чтобы ты решился.

Тогда я сказал:

– Ладно. Если мы допиваем водку, а Сигита не возвращается в комнату, я еду с вами. Если она вернется, я беру деньги в долг и бегу покупать обручальное кольцо.

Мы выпили, время подошло. Я быстро накидал самое необходимое в сумку, попрощался с Михаилом Енотовым и Лемом, взглянул в окно на лимузины, осмотрел стены конуры и поехал на вокзал с Василием Нагибиным и его студентками. Зашел в вагон как провожающий, прошел с ними в купе.

– И что же теперь, а? – спросил я.

– Не знаю.

До этого я никогда не был в купейном вагоне. Тут, прямо над входом, был отсек для матрасов и одеял, и, если вытащить их оттуда, он идеально подходил для одного безбилетника. Я залез туда. Василий Нагибин и студентки расселись. Вошла женщина средних лет – тот самый четвертый пассажир.

– Простите, – сказал Василий Нагибин. – Не пугайтесь, пожалуйста, это наш друг, ему надо в Петербург, и мы везем его зайцем.

Женщина подняла на меня взгляд. Мы пару секунд смотрели друг на друга. Я попробовал дружелюбно улыбнуться:

– С девушкой расстался.

– Хорошо, – сказала женщина, кивнула и стала смотреть в окно. Скоро поезд тронулся, зашла проводница, проверила у них билеты, а я все лежал на верхней полке, в этом тесном закутке. Женщина не сдала меня, проводница вышла. Я тихонько посмеивался, тихонько поскуливал. Потом мы пошли пить пиво в тамбур, а потом Василий Нагибин сказал мне лечь на постель, поскольку я – гость в его купе.

Сам он залез в этот закуточек и вырубился там.

Я добрался до Петербурга и остановился у Валерия Айрапетяна и его семьи. Он был начинающим писателем и состоявшимся массажистом, а теперь он мне кажется создателем всего мира, каким я его познаю и вижу. Через два дня можно было приступать к работе.

Рано утром я был на железнодорожной станции «Удельная». Денег у меня почти не было, поэтому я пошел не через кассы, а выждал, когда охранник отойдет к другому концу платформы, и перелез через забор. Так я доехал до станции «Зеленогорск», потом нашел нужный автобус и заплатил за проезд последние монеты. Я проехал по красивому и маленькому, как будто курортному, городку, и все воспринималось приятноболезненно, от ранней весны и почек на деревьях, все было выпукло: каждый предмет, дерево, автомобиль, дом или светофор – все проникало в меня после трехдневной пьянки и расставания с девчонкой, все было настоящим и физически ощутимым, с меня снова содрали кожу. Я вышел на нужной остановке, где уже ждал автомобиль моего будущего прораба, небольшая синяя машинка «Сузуки».

– Привет, я Женя, – сказал я небольшому мужичку за сорок. Он пожал мне руку и сказал, немного заикаясь:

– П-привет. И я Женя.

Мы поехали вдоль коттеджных поселков, пока не заехали на участок, где мне предстояло работать. Это был ухоженный квадрат земли, соток сорок, небольшой дом стоял в глубине, рядом были вагончики для рабочих. Я вылез из машины и увидел своего друга, писателя Марата Басырова. Он в это время нарезал арматуру болгаркой.

– Синок, тащи мешок! – заорал Марат и подошел обнять меня.

До этого я видел Марата всего один раз, но уже считал своим близким другом – мы очень много переписывались по ай-си-кью. В Петербурге жили он и еще один писатель, Кирилл Рябов по прозвищу Сжигатель трупов. С ними у нас образовался кружок (еще в него был вхож Валера Айрапетян, который, собственно, всех нас перезнакомил, но тогда он еще только начинал писать прозу, и мы не знали, раскроется ли его талант) под условным названием «Мужики не лижут».

Благодаря кружку я знал рассказы и повести Марата и Сжигателя, как будто это были мои собственные.

– Ну и как ты провел эти дни? Бухал? – спросил Марат.

– Все пропил, отец. Почти до копейки.

Сам Марат в это время находился в завязке. Его отношения с алкоголем уже несколько лет был такими: держаться месяцев одиннадцать чистым, потом срываться на месяц и опять на год кодироваться.

– С Валерой?

– И с Валерой, и со Сжигателем повидался, и с Костей Сперанским, – ответил я.

Мы стояли и болтали, обсудили мое расставание с Сигитой, как дела у Валеры и Сжигателя, и чуть ли не начали придумывать роман в нескольких томах.

– А че ты такой довольный, если расстался с любимой?

– Это только снаружи. Внутри я – гноящаяся рана.

Тут Женя, все это время стоявший рядом, кашлянул.