Он решил ехать к армянам. Единственное, что его немного беспокоило, — это мысль, что пока он не подобрал нужных средств воздействия. Хотя есть один вариант. Он, как человек благородный, может сообщить им имена убийц, которые устроили резню на стройке, и армяне отомстят за своих в тюрьме, а взамен на это узнать, кто устроил пальбу, и попробовать прояснить ситуацию с Габибом. Не исключено, что он стал жертвой мести со стороны армян.

Выйдя из подъезда, Забродов, однако, не торопился сесть в машину. Несмотря на внешнюю кажущуюся суровость, Илларион был человеком добродушным и всегда готовым прийти на помощь, а что касается звездного неба, то он всегда любил на него посмотреть.

Неспешно выкурив сигарету, Забродов аккуратно притушил окурок и бросил его в мусорный контейнер. Отключив сигнализацию, он сел в свой любимый «бьюик», завел двигатель и подождал несколько минут, прежде чем тот прогреется.

«Пускай армянские бандиты переживают сейчас не лучшие времена, после того, как перегрызлись между собой и часть их лидеров погибла от пули киллеров, — Илларион включил радио, — тем не менее, они до сих пор представляют собой значительную угрозу любому мирному гражданину Москвы. По старинке угоняют машины, торгуют наркотиками, разворовывают государственное имущество. Хлынуло их сюда порядком в девяностые годы. Кто его знает, правда это или нет, но сто пятьдесят тысяч армян — цифра внушительная. За это время они обросли здесь неплохими связями, которым можно только позавидовать».

Илларион медленно и осторожно выехал из двора, памятуя, как в прошлый раз едва не оставил в выбоине переднее колесо. Знаете ли, это совсем не смешно, когда приходится ехать в автосервис. Осмотрев яму в этот раз, Забродов был убежден, что ее сделали, скорее всего, жильцы из двора, которые ненавидят, когда автотранспорт оставляют под их окнами, и не дай бог у какой-нибудь машины ночью сработает сигнализация.

«Есть же такие нервные люди на этом свете, — подумал Забродов. — Все им не так. Начнет ремонт сосед делать, так они со всех инстанций бумажки принесут, чтобы немедленно прекратили. Помню, и у меня была такая соседка».

Ночью движение по Москве успокаивалось. Конечно, на некоторых особо крупных магистралях продолжались пробки, но в целом трафик становился менее интенсивным, и Забродов не беспокоился за свой «бьюик». Он-то умел водить машину, да и ездил, как полагается, в отличие от этих сливок общества, которые наводнили дороги Москвы своими дорогущими авто, не понимая, что даже дорогая машина сама не катится, ей нужно умелое управление.

По дороге Забродов размышлял, к кому лучше ехать. Он отлично знал, что у армян есть свои опорные точки в любом из округов столицы, и что укоренились они здесь неплохо, но он не хотел размениваться по мелочам: его смущал эффект испорченного телефона. Зачем передавать информацию через кого-то, если можно передать самому главному? А данные о том, что взяты трое убийц его людей, безусловно, очень интересны. Еще более интересны фамилии этих несчастных. Забродов не сомневался, что армяне поквитаются с убийцами точно так же зверски, но бывает так, что сложившиеся обстоятельства и цели требуют жертв, как бы печально это ни звучало. Илларион успокоил себя тем, что, в конце концов, дорога у бандитов одна, а его обязанность — уберечь общество от еще большей опасности…

Забродов остановил машину около шлагбаума. В будке пропускного пункта сидел заспанный охранник, читая то ли какую-то книгу, то ли журнал.

— Открывай врата! — весело сказал Забродов.

— Пропуск, — угрюмо ответил охранник.

— Да у тебя, братка ты мой, косоглазие, — произнес Илларион, резким ударом усыпив охранника.

У него не было настроения и времени, чтобы обмениваться шутками и объяснять, что он здесь делает. Забродов уже давно убедился, что лучше всего самообслуживание. Никто не сделает лучше, чем ты сам. Илларион нажал на кнопку, и шлагбаум поднялся. Сев в «бьюик», Илларион заехал во двор элитного дома. У подъездов стояли дорогие автомобили. Забродов, нисколько не тушуясь, занял свободное место на парковке, заглушил двигатель и лишний раз проверил заряжен ли пистолет.

Человек, к которому собирался заглянуть в гости Забродов, давно был с ним знаком. Знакомство состоялось не при самых приятных обстоятельствах. Забродову тогда удалось перекрыть крупный канал поставки наркотиков, и этот армянин по кличке Боцман оказался под подозрением. Обыск, проведенный у него в загородном доме, еще больше укрепил стражей правопорядка в мысли, что наркотики — это его бизнес.

Однако вскоре выяснилось, что перекрытый канал — всего лишь ручеек, и ради того, чтобы прикрыть больший наркотрафик, пришлось устроить Боцману освобождение от уголовной ответственности.

Дружбы с Боцманом Илларион не водил, да и давненько с ним не виделся, но, тем не менее, в лицо они друг друга помнили.

Вскоре обнаружилось следующее препятствие на пути к Боцману, более серьезное, чем вырубленный охранник. Консьержем оказался нервный старик в очках в роговой оправе. Старческая бессонница делала из него практически идеального сторожа. Увидев Забродова, вежливо стучащегося в дверь, он всколыхнулся.

— Доброй ночи!

— Вы к кому? — нахмурился старик.

Забродов не расслышал, чего хочет консьерж, и снова постучал в дверь.

Консьерж открыл дверь, впрочем, не настолько широко, чтобы Забродов мог пройти. В качестве самообороны он держал в руке газовый баллончик, готовый распылить его в лицо Забродову при первой же угрозе.

— Я к Гарику Броевичу, — как можно дружелюбнее улыбнулся Илларион. — Мы с ним вместе служили. Можно сказать, боевые товарищи. Я давненько к нему не заглядывал, вот решил навестить, сюрприз сделать.

— В три часа ночи добрые люди сюрпризы не делают, — проворчал старик, внимательно оглядывая Забродова. — С виду вы и впрямь военный.

— Было дело, теперь на пенсии, — кивнул Илларион. — Я сам нездешний, проездом. Раскопал через былых сослуживцев адрес Гарика, знаю улицу, подъезд, а квартиру не сказали. Думаю, что теперь делать. У меня поезд утречком в Киев отходит.

— Так вы из Киева? — неожиданно обрадовался консьерж. — Что ж вы сразу не сказали.

И он, тут же позабыв о всякой осторожности и безопасности, от радости, что встретил земляка, не откладывая в долгий ящик хорошенько загрузил Иллариона ворохом подробностей, начиная с того, как в детстве жил в деревне, как пришлось переехать к поганым москалям, и что теперь в стране полная разруха, тогда как в советские времена был образцовый порядок.

Забродов рассеянно слушал старика, у которого, по всей видимости, начался приступ словесного недержания.

— Садись, сынок, выпьем с тобой по сто грамм за будущее Украины. Мы, ничего, прорвемся. Вон, скоро в Европе будем.

Политические веяния в речи старика не очень-то импонировали Иллариону. Все-таки он коренной москвич.

Старик уже извлек из пакета бутылку водки и достал два пластиковых стаканчика, но Илларион остановил его жестом руки.