Мы стреляли, встав во весь рост. Упали двое: хозяин и немец с корзиной. Взводный нажимал на спуск, опустошая диск длинными очередями. Он уложил второго немца, который не успел снять винтовку из-за плеча. Удивительно, что среди суматошной пальбы с десяти шагов уцелел офицер, в которого целились почти все. Получив ранение, выскочил со двора. Мы перелезли через плетень и выбежали следом. Нас догнал хозяин в окровавленной рубашке, с разинутым от боли и злости ртом. Он схватил меня за локоть, мешая передернуть затвор. С другой стороны налетела его жена, с силой толкнув в грудь. Я упал.

Со стороны картина выглядела несуразной. Я возился в пыли, удерживаемый с двух сторон, Гриша Черных бежал к машине, Суслин возился с затвором заклинившего автомата. Еще один немец, возникший возле грузовика, держал перед собой МП-40, очереди сыпались трескуче, одна за другой. Упал Гриша Черных, затем боец из первого взвода. Младший лейтенант Суслин никак не мог наладить свое оружие. Он бы тоже угодил под автоматную очередь, но Ваня Погода попал из винтовки в радиатор.

Раскалившаяся решетка треснула, словно взорвалась. Струя пара с шипением выбивалась наружу. Немец с автоматом сообразил, что ситуация складывается не в его пользу. Побежал прочь, машина разворачивалась на широкой, как площадь, хуторской улице. Я наконец отбился от разъяренных хозяев и выстрелил в офицера, пытавшегося взобраться на подножку. Пуля и толчок машины подкинули его, и он шлепнулся на истоптанную твердую землю, как мешок с мукой.

Автоматчик пытался поднять офицера, машина остановилась. Стреляли три человека одновременно: младший лейтенант Суслин, который достал из кобуры наган, Ваня Погода и я. Немец с автоматом наконец бросил офицера, вскочил на подножку, пошатнулся от попадания пули, но все же сумел втиснуться в кабину. Наша дальнейшая пальба лишь подстегнула водителя. Машина рывками уходила прочь, мотор ревел и захлебывался, от заднего борта летело древесное крошево.

— Бей по колесам! — кричал Суслин, размахивая пустым наганом.

Я знал, машину упускать нельзя. Бежать за ней не имело смысла, но дорога делала за домами крутой поворот. Я рискнул и бросился наперерез, выпустив грузовик на минуту из виду. Младший лейтенант еще не понял мой план и кричал вслед:

— Куда бежишь?

Сообразил лишь Иван Погода, который не отставал от меня. Я бежал через огород, перемахнул плетень и очень вовремя оказался возле дороги, уже за околицей хутора.

Шофер оглянулся в мою сторону, сильнее надавил на газ и круто свернул на обочину, чтобы уйти от выстрела. На учебе в Яблоневом Овраге мы проходили бесконечные тренировки по скоростной стрельбе. Учились мгновенно готовить оружие, ловить цель и нажимать на спуск. Сейчас я действовал, как на полигоне, и водителю не хватило считаных секунд. Пуля с треском пробила жестяную дверцу кабины, вторая попала в двигатель.

Более опасным казался солдат с автоматом, сидевший рядом с шофером. Он выскочил из остановившегося грузовика, дал короткую очередь наугад и вытряхнул пустой магазин. Успел вставить новый, даже передернул затвор. Но и мой карабин был уже заряжен. Мы выстрелили одновременно с Ваней Погодой, и две пули угодили в цель. Все произошло за считаные секунды. Двигатель пустил фиолетовый выхлоп и замолчал, из пробитой шины со свистом вырывался воздух. Солдат с автоматом лежал, разбросав руки, убитый наповал.

Шофер выбрался из кабины, сделал один, другой шаг и присел возле радиатора, откуда продолжала вытекать вода. Он был молод, пилотка слетела, светлые волосы развевались на ветру. Вытянул ладонь, словно защищаясь, что-то сказал. Я увидел распластанного орла на рукаве, колебаний не оставалось. Я потерял отца, брата, минуту назад погиб мой друг Гриша Черных, и я не собирался щадить врага. Последняя пуля в обойме ударила шофера в верхнюю часть груди, опрокинула на землю. Ваня Погода поднял автомат, протянул мне.

— Возьмешь?

— Нет, — я отрицательно замотал головой, глядя на убитых вражеских солдат.

Карабин казался мне вполне надежным и родным оружием. Казалось невероятным, что мы с такой легкостью уложили двух вражеских солдат. Там, в хуторе, произошел целый бой, погибли двое наших, а здесь, за околицей, я поразил цели почти на бегу.

— Вот так, — бормотал я. — По-другому с вами нельзя.

Теперь следовало поджечь машину.

— Бей по бензобаку, — посоветовал я Ивану.

— А вдруг взорвется?

— Ну, отойди подальше.

Ваня дал очередь из трофейного автомата. Бак не взорвался. Из пробоин текла солярка, в которую мы бросили горящую ветошь. Языки пламени весело заплясали, облизывая шины. Мы зашагали к хутору, огонь добрался до топливного бака, который вспыхнул от детонации, машина разгоралась, как поленница дров. На языке устава это называлось уничтожением вражеской техники.

Гриша Черных, девятнадцатилетний десантник из города Михайловка, мой друг и земляк, умер от полученных ранений прямо посреди улицы безымянного хутора. Рядом лежал боец из взвода Суслина, получивший несколько пуль в грудь и лицо. Младший лейтенант, выбивший наконец гильзу из патронника автомата, спросил меня:

— Никто не ушел?

— Нет, обоих прикончили.

— Ну, ты даешь! — неизвестно чему удивился Суслин и приказал: — Найди лошадь и повозку.

Я нашел лошадь, которую мне отдали беспрекословно. Пока запрягали ее в телегу, расспросил хозяина, чем интересовались фрицы. Оказывается, они разглядывали печки, выясняли, тепло ли зимой. На телегу, устланную соломой, погрузили тела Гриши Черных и бойца из взвода Суслина. Жители хутора собрались вокруг, смотрели молча на нас. В тишине угадывались неприязнь, почти ненависть к нам.

— А вы как думали? — с усмешкой сказал младший лейтенант. — Бьем сволочей и будем бить.

Его усмешка больше напоминала судорожный тик. Суслин еще не отошел от короткого жестокого боя, в котором за считаные минуты погибли двое наших и пятеро немцев. Хозяин дома, во дворе которого лежали двое убитых немецких солдат, хотел что-то крикнуть. Его удержала жена, обматывая рубашку поверх раны.

— Заберите германцев с собой, — попросила она. — Сожгут нас, не пожалеют.

Младший лейтенант прижимал к разорванной гимнастерке пальцы, затем рассматривал их. На пальцах виднелась кровь.

— Василий, погрузи офицерика и тех сволочей.

Машина горела за околицей, и мы к ней не приближались. Погрузили, кроме наших погибших бойцов, троих убитых немцев и покинули хутор. Лошадь шла с трудом, мне не нравилось, что мертвые немцы лежат на телах наших бойцов. Я предложил Суслину:

— Давайте выбросим их, чего лошадь мучить.

Забрали документы, бумажники, записные книжки. Из трофеев нам достались две винтовки, автомат и пистолет немецкого офицера, который забрал младший лейтенант. Все шли настолько опустошенные, что даже не думали о вражеских самолетах. Они пролетали где-то вдалеке, не обращая внимания на группу русских солдат, бредущих по степи вслед за крестьянской телегой.