Голос у него был странный. Словно автоответчик. «Что-то неладное с ним происходит. Должно быть, это хорошенькая оплеуха по его спеси».

Всеволод Владимирович оказался весьма подвижным, невысоким и крепким, как боровичок, мужчиной лет пятидесяти. У него был тот неразборчивый цвет редких волос, который встречается у поседевших блондинов, и пронзительные голубые глаза. На маленьком треугольном подбородке сидел смешливый, проказливый рот, делая его лицо мультяшным, рисованным.

– Что, не понравился вам Гоша? – ошарашил он Киса вопросом, едва Алексей изложил суть своего интереса.

Алексей посмотрел на смеющийся рот и ответил осторожно:

– Не в восторге.

– Скользкий тип, это верно. Я действительно наводил о нем справки, но ничего существенного не накопал. До стоянки, куда он устроился охранником, он работал в ларьке, продавал сигареты, кофе и прочую якобы импортную лабуду, сделанную в Чимкенте и других не столь отдаленных местах… Он там поссорился – недостача вышла, ему пришлось платить, и Гоша решил уйти из опасной системы, где хоть зарабатывал он побольше, но и терял немало, а главное – рисковал многим. Отчего вышла недостача – иди знай, может, обсчитался, может, денежки прикарманил. То есть, может, честный человек, а может – вор… Поговорил я с мужиками, его знавшими, – рассказали, что Гоша сроду в Чечне не служил, где-то отирался в стройбате, сумел справочки нужные достать. Но это тоже с чужих слов, не по документам. Документы нынче никакого доверия не вызывают, если вообще есть. Трудовые книжки, например, теперь далеко не все имеют… Раньше порядка было больше, а?

– При тоталитарных системах всегда порядок, – неохотно буркнул Кис: не хватало еще политических дебатов!

– Эк какой детектив нынче пошел образованный! – с легкой ехидцей хихикнул Всеволод Владимирович.

– Больше ничего не удалось узнать о нем? – проигнорировал его смешок Кис.

– Нет. Я же не ФБР и не ФСБ, у меня возможности маленькие… Но я Алексу все же сказал. Хоть Гошка и по мелочи соврал, но соврал, может, лишь для того, чтобы цену себе набить, что вполне извинительно, – а все ж соврал.

– И что Мурашов?

– Конечно, Алекс счел, что все это мелочи, недостойные внимания. В этом весь Алекс: психолог он паршивый, а желание быть хорошим, никого не обидеть в нем сильнее всего…

– По вашему мнению, Алина могла решить от него уйти?

– Противный тип этот Мурашов, а? – Неожиданно смеющийся рот изогнулся в хитрой, аппетитной улыбке, а голубенький глаз заговорщически подмигнул.

– Какая разница? Нравится – не нравится, спи, моя красавица… Алекс Мурашов – мой клиент. И значения не имеет…

– Послушайте меня, батенька, – Всеволод Владимирович перегнулся через стол к Алексею. Лицо его вдруг посерьезнело, смех угас в глазах и стерся с губ, напрочь исчезла веселая мультяшность. Сразу прибавилось возраста; голубые глаза заструили холодок, который, казалось, уже пролез за шиворот, а рот, устав хлопотать о смехе, собрался вдруг в скупую полосочку узких губ. – У Алекса большая проблема: он никак не найдет гармонии между собой и миром.

Всеволод Владимирович откинулся обратно на спинку своего стула, вытащил зубочистку из нагрудного кармана и заправил ее в зубы, изучающе глядя на Киса, как если бы он задал задачу и теперь ждет ответа от нерадивого студента.

Кис и впрямь озадачился: к чему весь этот пассаж?

– Это имеет значение для поиска его жены? – осторожно спросил он.

– Пока не поймете Алекса, не поймете и Алину, – отрезал Сева. – Людские проблемы – надеюсь, вам это известно – приключаются обычно оттого, что их, людей, недолюбили… Так вот, у Алекса проблема обратная и редкая: его перелюбили. Любовь Алексу силком в рот впихивали, как манную кашу… Как бы вы повели себя, скажите на милость, если бы оказались на его месте?

И тут же в лице Всеволода Владимировича мелькнуло жалостливое сомнение в том, что сидевший перед ним частный детектив мог когда-нибудь оказаться в положении всеобщего любимчика.

– Вы бы, к примеру, укрылись в иронии, – проницательно посмотрел на него Всеволод Владимирович. – Стали бы подсмеиваться над теми, кто вас любит, обращали бы все в шутку… Не правда ли? – Ответа от Киса он дожидаться не стал, он в нем явно не нуждался. – Другой бы сделался сух и непроницаем для потоков нежности, иной стал бы смотреть на людей свысока, упиваясь собственной значимостью. Но Алекс всегда был хорошим мальчиком… А что это вы так на меня смотрите, батенька? Вы не верите, что бывают на земле хорошие мальчики? Ваш опыт копания в человеческом дерьме уничтожил все иллюзии?

– Прошу прощения, я очень ценю глубину вашей философской мысли… – Кис выдержал маленькую паузу, глядя с легкой улыбкой на Севу. – Но мне бы хотелось вернуться непосредственно к теме. У меня не так много времени, к сожалению…

– При чем тут философия? Вы должны понять, откуда ноги растут! Так вот, вы бы повели себя так, я бы иначе, а Алекс – старался быть для всех приятным и дружественным, как бы всех любить в ответ. Но дело как раз именно в этом «как бы». Ведь чтобы самому любить, надо в любви нуждаться, верно? А его перекормили. И потому он фактически всю жизнь только и делал, что пытался вежливо и осторожно увернуться, никого не обидев… И оттого-то стал таким сладким, что твое мороженое… Согласны? – Смех снова вернулся на свои обычные позиции, и лицо вновь сделалось молодым и мультяшным.

Кис лишь пожал плечами. Смеющиеся глаза изучали лицо детектива некоторое время, и у Алексея сложилось впечатление, что заместитель-психолог теперь пытается проанализировать его, Киса, комплексы: «А вас, батенька, явно недолюбили…»

«И тебя тоже, батенька, – мстительно подумал детектив. – То-то ты прыгаешь, придуриваешься, в мультяшку играешь, на меня наскакиваешь без всякого повода… Любишь ты дружка своего Алекса до преклонения и завидуешь ему до ненависти… И с твоей любовью-преклонением Алекс небось тоже обошелся, как с манной кашей: проглотил с отвращением и криво улыбнулся, вежливый малый…»

– Но самое главное, – продолжал Всеволод Владимирович, – Алекс мог оказаться слишком приторным и для Алины… Она девушка молодая, неопытная, могла и не оценить… Так-то, батенька. А вы говорите – философия!

– Короче говоря, вы считаете, что она могла уйти от Алекса?

– Могла.

– О ней вы случаем справок не наводили?

Улыбка вно вь покинула его лицо.

– Нет.

Кис помолчал, пытаясь понять, говорит ли неправду Всеволод Владимирович или и в самом деле счел недостойными подобные демарши за спиной у своего босса и друга.

– А сами вы как к ней относитесь? – решил зайти с другой стороны детектив. – Вы, как я посмотрю, хороший психолог, – польстил он, – и, возможно, сумели что-то почувствовать в характере Алины…

– Она много страдала в своей жизни… Но я не знаю, с чем это связано, – поспешно добавил Всеволод Владимирович, и Кис быстро уточнил для себя: врет Сева. Узнавал что-то об Алине и наверняка узнал, но – не признается.