успел привести себя в порядок.

Заметив мой потрясенный взгляд, он смущённо улыбнулся и торопливо застегнул молнию на штанах.

А у меня всё поплыло перед глазами от ужаса. За один миг многое вспомнилось. Словно один вид этой белой распахнутой рубашки на мускулистом торсе разом пробудил все обрывочные картинки воспоминаний прошлой ночи.

Вспомнила, как выпила напиток Стаса, как меня отвели наверх, в спальню, и как этот мужчина насиловал меня. И лицо незнакомца в белой рубашке неразличимое вчера в полутьме спальни теперь чётко приобрело в памяти черты стоящего передо мной парня.

«Я не была на это согласна! Я не хотела!»

А Валентин, а это был именно он, улыбался мне, как будто между нами ничего не произошло.

– Ты чего так рано вскочила девочка? – обратился он ко мне ласково. – А ну, вернись назад в тепленькую постельку. Нельзя своего парня оставлять одного. Он может подумать, что потерял тебя.

– Парня?! – обомлев от такой беспринципной наглости, ахнула я, отступая спиной назад, подальше от него. – В кроватку?! Вернуться к насильнику в постель?! Ты в своём уме?! – едва не плача от обиды, в ярости выкрикнула я.

«Как он посмел так поступить со мной?! По пьяни спутал меня со своим Сашей, а теперь пытается прикинуться моим парнем, чтобы избежать последствий? Мразь! А я ещё жалела его вчера, дура!»

– Твою ж мать, Захар! – досадливо выругался Валентин, почему-то обращаясь к отсутствующему другу. – Твоя идея ни хера не сработала. Придётся мне самому всё разгребать.

А потом к нему вернулось его обычное хладнокровие. Медленно застегивая пуговицы на рубашке, он, чуть наклонив голову, смотрел на меня холодными серыми глазами, таким изучающим оценивающим взглядом. Как на соперника в предстоящей битве, словно выискивая во мне слабые стороны.

– О каком насильнике ты говоришь, милая? – наконец заговорил он со мной, насмешливо ироничным, чётко поставленным голосом адвоката. – О том, кому свою девственность подарила? Я правильно тебя понял? – закончив с пуговицами, он заправил рубашку в джинсы и шагнул в мою сторону.

– Я никому ничего добровольно не дарила! – с ненавистью ответила я, отступая от него еще дальше.

– А доказательства у тебя есть? – и на его губах заиграла издевательская улыбка. – Сперма в тебе не доказывает изнасилования. Любой парень захотел бы секса со своей девушкой девственницей без резинки. То, что там у тебя сейчас всё болит, тоже не прокатит за него. От первого раза всегда болит, тем более, когда парень крупный достался.

Говоря все эти ужасные вещи Валентин наступал на меня, а я отходила от него до тех пор, пока не уперлась спиной в барную стойку.

– Может, покажешь свои сломанные ногти? – И он быстро схватил мою ладонь и поднес её к моим же глазам, демонстрируя мне целые ногти. – И где же они? Надо же, – ехидно уколол он, – все на месте. Ни один ноготок не пострадал. И эпидермиса насильника под ними почему-то нет. Надо было хотя бы разок его поцарапать для достоверности.

Он уронил мою руку, как ненужную более вещь.

– Что ещё ты можешь предъявить за доказательство? Синяки на запястьях, следы сопротивления есть какие- нибудь? А может, свидетелей найдёшь? Нет? А я вот найду!

И Валентин схватив меня за плечи, повернул в сторону дивана и указал на дальний угол комнаты.

– Видишь, ту скрытую камеру? – спросил он, уже веселясь от происходящего, празднуя свою победу надо мной.

Я камеру не увидела из-за застилающей пелены слёз, но поверила, что она там есть. У таких людей, как он всегда все схвачено и просчитано.

А он продолжал убивать меня, медленно и методично:

– А ещё одна есть на кухне и, как ты можешь догадаться, в спальне тоже. Всё записано и зафиксировано. Я тебе потом покажу, как ты обнимала ножками насильника. Могу даже фото распечатать на память, чтобы впредь никаких претензий к нему не возникало.

Стас, услышав всё, что мне говорил Валентин, словно воспрянул духом.

«Ещё бы, столько доказательств озвучено, что я изменила Радиму по доброй воле, если вообще это можно назвать изменой после одного поцелуя. Но его и это, видимо, осчастливило».

– Зачем заставлять девушку быть с тем, кого она не хочет? – вдруг заступился он за меня.

– Пасть закрой! – растянув губы в ледяной улыбке, бросил ему Валентин. – С тобой за все твои совместные интриги с Новиковой мы позже разберемся. Отныне тебя жалеть никто не будет. Такую подставу никогда не простят.

– Он сам виноват! – оправдываясь, обиженно огрызнулся Стас. – Не нужно было с ней на кухне уединяться! Все, естественно, подумали, что он её там поимел. А он, как ты знаешь, дважды на одну не смотрит. Можно сказать, дал другим на нее разрешение.

– У девушки нужно было спросить, хочет ли она этого, – процедил сквозь зубы Валентин.

Стас виновато опустил лицо:

– Лариска сказала, что хочет.

– Точно. А ты сделал вид, что поверил. Мы так и поняли, – цинично усмехнулся Валентин. – Видишь, как теперь эта милая девушка расстроена, что девственность не в то время и не в том месте потеряла. Как нам теперь её утешить?

Валентин опять посмотрел на меня ласково, как на неразумное дитя.

– Давай просто всё забудем, малышка. Сделай вид, что ничего не помнишь. Утром проснулась, застыдилась и убежала домой, как и полагается скромным хорошим девочкам. Я тебя сейчас отвезу в общагу, а всем скажешь, что на такси вернулась. Никто о том, что видела меня и говорила со мной этим утром, не должен знать. Особенно Радим. Поплачь на выходных, избавься от своей обиды, а в понедельник мой друг придёт к тебе, и ты с радостью примешь его. Ни слова, ни о каком насилии не скажешь, а иначе пеняй на себя. Я тебя уничтожу.

После своей речи, не оставляющей мне никакого шанса на самозащиту, Валентин отступил от меня на шаг назад и насмешливо галантным жестом указал на выход. Я, склонив голову, прошла вперёд. А Лысенко напоследок ещё и Стасу пригрозил:

– Тебя это тоже касается! – безапелляционно сказал он ему. – Радим должен знать только то, что девушка спокойно уехала домой на такси. Только вякнешь, что-нибудь лишнее, и ты, считай, покойник. Я тебя за наркоту в тюрягу засажу, и даже папочка тебе не поможет. Кивни, если до тебя всё чётко дошло.

 И Стас согласно понуро опустил голову.

Глава 16

Что я могла еще сделать, кроме как послушно выполнить то, что он приказал? За меня некому было заступиться. Я одна в чужом