Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для нее этот скандал — очередное развлечение, а мне стыдно перед Антоном. Он, конечно, не важный гость, но, согласитесь, не слишком приятно приходить к кому-то домой и становиться участником нелепых семейных сцен.
Как по заказу, Семеновна грянула:
— Чевой ты тут вопишь, как оглашенная! Иди, давай, отседова!
— Я к Алексею! — злобно откликнулась Лешина бывшая. — И не уйду, пока он мне не откроет.
— Да и не откроет он тебе! — загремел голос Семеновны. — Уходи давай!
— Оставьте меня в покое!
— Я те щас оставлю!
Все, кто сейчас находился в прихожей, застыли, как изваяния, и слушали то, что происходило на лестничной клетке, благо что слышимость была хорошей.
— Ступай отсюда, ступай! — поддержала соседку Татьяна Олеговна из тридцать шестой. По непонятным причинам она питала к Леше нежные симпатии и даже защищала перед разъяренными пассиями. — Лешеньки нету, он уехал! Нет его дома, девонька. Сама видела, как он в свою машину сел и уехал с утречка.
— Дома этот мудак сидит! Закрылся! — не поддалась на развод его бывшая и застучала по двери ногой.
— Вот это силища, — восхищенно прошептал папа, — вот это напор! Вот это женщина!
— Ты ей еще памятник поставь, — буркнул Леша, так и стоявший за своим шкафом.
Тем временем Семеновна при поддержке своей лучшей подружки Фроловны, бабки куда более злобной, и еще пары соседей с одиннадцатого этажа стала популярно объяснять женщине, куда ей стоит пойти, чтобы не мешать честным людям.
— Бабка! — разъярилась не на шутку Лешина бывшая. — Захлопни уже свой рот! И подавись нотациями!
— Ах ты, грубиянка! Бесстыжая! Убирайся!
— Не уйду, пока он мне не откроет, — очень упрямо произнесла женщина и заорала Леше. — Выходи, урод! Не будь бабой! Откройте!
— Я тебе сейчас сам открою! Чего орешь на весь дом, дура? — раздался зычный бас Олега Сергеевича, соседа с десятого этажа.
Вообще он руководитель одной крупной фирмы. Но выглядит Олег, как бандит из фильмов про бесчинства девяностых. Ну, или как мясник.
Женщина ничуть не смутилась и сказала столько невежливых и матерных слов, что Олег Сергеевич на пару секунд потерял дар речи.
— И где ты такую откопал? — то ли с восхищением, то ли с укором посмотрел Томас на Лешу.
Тот нервно тер щеку с модной трехдневной щетиной. Он ничего не ответил.
— Катя, может, мне уйти? — тихо спросил меня Антон.
Леша услышал и даже подскочил на месте:
— Парень, ты уйти не можешь! Если эта штука, — ткнул дядя в дверь, — откроется, фурия залетит сюда и меня растерзает.
— Из-за заказа? — блеснули за стеклами тонких очков глаза Антона.
Мне показалось, или он умеет иронизировать?
— А, ну да, из-за него самого. Слушай, будь другом — не выходи пока никуда? Ты же ведь не торопишься? — с надеждой спросил Леша.
Антон отрицательно покачал головой.
— Ну, вот и отлично! Посиди пока у нас, еще чаю попьем! Катя тебе покажет детские фотографии или еще чего-нибудь. Кино посмотрите! — преувеличенно бодро воскликнул дядя.
Антон вновь кивнул, только теперь положительно. Интересно, но все-таки смущается, или его забавляет такое вот положение вещей в нашей квартирке?
— Или уединитесь в какой-нибудь комнате, — продолжал родственник.
Папа на него укоряюще посмотрел, но промолчал, а Нелли заявила, что в таком случае будет подглядывать. Пришлось на нее рявкнуть.
Еще минут с десять мы все вместе слушали ругань Лешиной пассии и соседей. Прибывший староста скрипучим голосом призывал всех к спокойствию.
— Какое спокойствие? — визгливо закричала соседка, работавшая учительницей по физике. — Вечер пятницы, между прочим! Мы все пришли домой с работы, и все хотим отдыхать! А из-за этих Радовых… — она многозначительно замолчала. Остальные с жаром принялись поддерживать учительницу.
— Господа Радовы, откройте дверь вашей гостье!
— Извините, — сказал папа тут же, — это не ко мне гостья.
— Зато к вашему брату! — выкрикнула какая-то домохозяйка. — Она всему подъезду мешает! Сделайте что-нибудь!
— Я не могу ничего сделать, уважаемые!
— Пусть тогда ваш брат выйдет, — предложил староста.
— Моего брата нет дома! — под яростное пинание двери отозвался Томас. Пассия дяди не прекращала попытки выбить нашу дверь. — Он уехал!
— Он всегда у вас уезжает, когда к нему бабы приходят! — возмутился тут же голос какого-то дедка. — Каждые два месяца одно и то же, одно и то же. Бабы все — дуры! И чего в нем находят? Слюнявый да расфуфыренный!
— Это так про меня? — дрожащим от негодования голосом произнес Леша и заорал было: — Ах ты, старый хры…
Нелька ловко закрыла ему рот рукой.
— Да ты реальный дурак! Чего орешь, ты же не дома! — зашипела она.
От высказывания деда Лешина бывшая девушка вообще пришла в ярость. Кажется, эти слова открыли ей глаза на действительность:
— Так он бабник! Так у него таких, как я, тысячи!
— Ну уж не тысячи, — прошептал усталым тоном Леша. — Тысячи я бы не выдержал. Э-э-э… я хотел сказать, заказов тысячи.
Тем временем на лестничной площадке заголосили еще больше.
— Да эта семейка вообще сумасшедшая! — Тут же подхватил кто-то. — Вы у них коридор видели? А эти картины? Сектанты там живут придурочные.
— Точно, сектанты. Как бы и нас туда не затянули!
— И потопы они нам устраивают постоянно! — взвизгнула вновь учительница.
— Вот же дикий народ, — сокрушенно вздохнул папа, не отлипая от глазка, — не понимают, что такое искусство. И вообще, — развернулся он к нам, — футуристы провозглашали «искусство в массы» еще в далекие двадцатые годы. А народ их не понимал. Прошло почти сто лет. И до сих пор эти массы — отсталые люди! Темный лес! Не понимают сложное искусство. И никогда не поймут.
Пока он разглагольствовал, я прильнула к глазку. Перед самой дверью, что-то бессвязно выкрикивая, стояла та самая ненормальная. Коротко стриженная блондинка в дорогом коротком пальто кремового цвета с широкими карманами. Кажется, Нинка недавно говорила, что такая верхняя одежда называется «тренчкот» в стиле сороковых годов.
Позади девушки, чье перекошенное от злобы лицо меня даже несколько испугало, стояли многочисленные соседи и бурно обсуждали нашу семью. Девушка перестала бить в ногами дверь, зато вновь принялась звонить.
— Иттай![9]Как громко! — сестра прикрыла уши руками. — Может, звонок перегорит и станет тихо?