– Так что, ты всё ещё жив? – кричит Юханнес. Его лодка скользит параллельно острову.

– Еле-еле, – дрожа, отвечаю я, встаю у бетонных плит, оставшихся от причала, который ночью унесло штормом, и жду, пока Юханнес пристанет к берегу.

– Что за чёрт? – восклицает Юханнес, заметив обломки креплений на месте причала. – Где остальное?

– Ночью унесло.

– Харви связался со мной по рации и попросил меня выехать за тобой, как только позволит погода. Много шестов с моллюсками вынесло в открытое море. Он всё ещё там, у себя. Передавали, что сегодня утром опять будет сильный шторм, так что у нас мало времени.

– Ты что-нибудь говорил шерифу?

– Бьёркангу? Нет, с чего бы? Сейчас нет и половины пятого, знаешь ли. Слуги социал-демократии проснутся не раньше чем через пару часов.

– Я говорил с ним вчера вечером, – объясняю я и забираюсь в лодку, как только Юханнес подходит ближе, огибая торчащую арматуру и тяжелые цепи, которые пытается всколыхнуть вода. – Они собирались приехать сюда, как только найдут лодку.

– Ну, может, они были заняты делами поважнее, – старый рыбак задним ходом отплывает от острова. Небо над нами снова начинает сереть, – ты бы наверняка смог продержаться там еще, если бы было надо.

– Я нашёл женщину в море.

– А? – Юханнес сплёвывает сквозь передние зубы. Он поворачивает рычаг и заводит мотор. Лодка начинает продвигаться вперёд по беспокойному морю на опасно низкой скорости. – Ты уверен, что это была женщина?

– Да.

– Где она теперь? – спрашивает он почти равнодушно, как будто я говорю об умершем хомяке или о золотой рыбке с аритмией.

– Кто-то вылез из воды и забрал её с собой.

– Кто?

– Силуэт был мужским.

Юханнес хмуро кивает сам себе, правя лодку мимо большого кома водорослей и пластиковых отбросов, беспокойно колыхающегося в волнах под резко меняющимся небом. – Драугр – это призрак без лица, – вдруг начинает он. – Мёртвый рыбак, который плавает по морю или сплавляется в половине лодки с рваным парусом. Он предвещает смерть и горе.

– Бывает ли так, что он надевает водолазный костюм и выползает на сушу, чтобы забрать умерших обратно в море? – я пытаюсь рассмеяться, но смех застревает в горле. Ветер подхватывает последние грязные снежинки и гонит их к поверхности воды.

– Нет, – отвечает Юханнес, – такого он не делает. – Лицо его грубо, а сосуды сеткой покрывают кожу.

– Так и думал.

Лодка пристаёт к галечному берегу Шельвика ближе к пяти утра.

Я спрыгиваю на сушу и помогаю Юханнесу затащить судно в сарай. Мы шагаем по дороге вдоль залива, где стоит старый дом с осыпающейся краской, беззащитный перед непогодой и прибрежным ветром.

– Я мог бы одолжить у тебя мобильный телефон? – спрашиваю я, когда Юханнес уже скинул с себя ботинки в прихожей, пахнущей рыбьим жиром и мёдом, и надел плотные серые чулки. – Мой разрядился.

Юханнес показывает на кухню:

– Позвони по телефону в гостиной. Это дешевле. Зарядку можешь одолжить у меня.

Мои промокшие носки липнут к полу. Я ставлю мобильный на зарядку, нахожу домашний телефон и набираю номер Бьёрканга.

Он отключён.

– У тебя есть номер сержанта, Арнт, как его там?

– Эриксен. Арнт Эриксен. Посмотри в телефонном справочнике. – Юханнес выдаёт мне справочник «Твой район», садится в кресло и накрывает ноги прохудившимся лоскутным одеялом. – Но если ты немного подождёшь, мы можем связаться с ними по рации.

– Рация, ага, – бормочу я, – у Расмуса тоже была одна.

– У кого? – Юханнес вопросительно смотрит на меня.

– У Расмуса, – повторяю я, – датчанин с острова.

– Да, так проще всего. Цена нулевая, понимаешь, – он причмокивает губами, – совершенно бесплатно.

Харви первым отвечает по коротковолновой связи. Он всё ещё на ферме, говорит, что приедет, как только убедится, что шесты с моллюсками в безопасности.

После разговора с Харви я вызываю дежурную часть Трумсё. Они ничего не слышали ни от Бьёрканга, ни о том, что кто-то запрашивал лодку, ни о том, что кого-то ночью надо было забрать с маяка. Я рассказываю им о трупе женщины в море. Сотрудник на другом конце спрашивает меня, где она теперь. Я отвечаю, что мужчина в водолазном костюме вылез из моря и забрал её с собой в волны. Сотрудник вздыхает и просить меня перезвонить в офис шерифа, когда тот откроется. Потом он кладёт трубку.

Юханнес идёт на кухню и приносит мне кружку кофе, потом выходит в прихожую и одевается.

– Снова поднялся ветер, – доносится из прихожей, – мне надо спуститься к берегу и заколотить двери лодочных сараев. Я скоро вернусь.

Я поднимаю ноги с холодного пола, облокачиваюсь на спинку жёсткого дивана из 50-х и пытаюсь найти положение покоя.

– Как думаешь, может быть, они выехали ночью и с ними что-то случилось?

– Нет. Просто ляг и отдохни немного, – увещевает меня Юханнес со стоическим спокойствием, – тебе сейчас нужен покой.

По его глазам я вижу, что он не так спокоен, как хотел бы казаться. Юханнес стоит в дверном проёме и смотрит на меня и на море за окном. Потом он разворачивается и исчезает за дверью. Я тут же засыпаю.

Местный синоптик рассказывает по радио, что после обеда ожидается сильный шторм с порывами скоростью до сорока метров в секунду в открытых местах. Людей просят не выходить из дому и по возможности избегать езды на машине по мостам. Долгосрочный прогноз сообщает о еще одном атмосферном фронте, который движется на север. Пониженное атмосферное давление вместе с полнолунием делают весеннее половодье весьма вероятным, уровень воды поднимется примерно на полтора метра выше нормального.

– Да, что-то в этом есть, – говорит Юханнес, когда я открываю глаза и осматриваюсь. Он кладет рацию на стол, сбоку от сегодняшнего выпуска местной газеты, а рядом – прозрачный пакет с пончиками.

– Когда в прошлый раз было половодье, мне пришлось накачать подвал и вырыть весь дренажный материал вокруг дома. Ужас, да и только. Даже сети не расставишь. Наполняются дерьмом, понимаешь.

– Который час? – я поднимаюсь и ставлю чашку с холодным кофе на стол.

– Одиннадцать часов утра, – говорит Юханнес, – ты спал беспробудно, парень. Да я и не хотел тебя будить. Кажется, тебе нужен был покой.

Юханнес берёт пончик, затем кидает пакет мне. Я хватаю один пончик, макаю его в кофе и откусываю. Рот будто онемел. Но вкус кофе всё же расшевеливает рецепторы языка, и те сообщают мне, что вкус этот отвратителен. Желудок, в свою очередь, напоминает, что прежде чем что-то глотать, кое-что другое должно выйти наружу.

– Кто-нибудь звонил? – спрашиваю я и кладу пончик на стол, рядом с холодным кофе.