Слезы покатились по щекам, я судорожно всхлипнула, и все что смогла — это высунуть из-под одеяла руку, коснуться его руки, так и лежавшей на моей щеке, и поцеловать ее…

— Девочка… — с непонятным чувством прошептал Корвин. Опять провел рукой по моему лбу. — Сейчас спи. Просто спи, — его ладонь задержалась у моих глаз, и мне вдруг стало невероятно спокойно.

Легко, спокойно и очень захотелось спать… Волна подхватила меня и понесла. А на самой границе сна я ощутила, как он тихо, едва ощутимо коснулся моих губ губами.

* * *

Корвин

Я врал Анне.

На самом деле я уже знал, что сделало ее такой. Что превратило жизнь молоденькой девушки в ад, сделало жертвой беспрецедентной жестокости.

Когда я позвал ее, мои намерения были ясны, как день. Я не собирался ждать долго, слишком мне хотелось… Нет, не секса как такового, хоть я по-прежнему ощущал ее присутствие в своем доме, словно крепкая нить протянулась между нами и тащила меня к ней, как аркан. Я хотел ее до умопомрачения и постоянно видел картинку, как я прикасаюсь к этому хрупкому телу, заглядываю в растерянные глаза, и испуг в них сменяется истомой. Она всплывала всю дорогу из замка в город, и потом. Я едва досидел до момента, когда счел возможным пойти в «звенящую ванну» и позвать Анну.

Но я хотел не только этого. Я хотел близости с ней. Физической, и какой угодно. Расслабить девушку, быть с ней мягким и нежным… Взять ее аккуратно, ласкать так, чтобы все опасения ушли из ее души, чтобы она млела и таяла от наслаждения, от моей заботы… Хотел этого.

Что-то внутри меня тикало, предупреждая: она не готова. Зови ее на ужин, не торопи события. Но разум застилала пелена желания, и я убеждал себя, что нанял девушку в том числе для этого. Близость между нами была необходимым условием, и нет смысла откладывать. Она согласилась, и, будучи проституткой, пусть и не от хорошей жизни, должна быть готова к этому. Нужно лишь проявить ласку и терпение…

Честно говоря, когда я пошел в бассейн и велел через служанку передать Анне, чтобы пришла, какая-то муть застилала мой разум. Я не до конца понимал, что делаю, и делаю ли правильно.

Но я старался. Даже когда она сбросила халат, и я увидел ее обнаженной — тонкую, изящную, гибкую и беззащитную, как грациозная лань, у которой нет никакого оружия — я держал себя в руках. Любовался ею, ее трепетом и смущением, гармоничными для совсем юной девушки, но не для шлюхи.

Как она смогла сохранить в себе это? Как это вообще возможно!?

Неуверенные движения, робость, но вот она плывет, и я вижу, как наслаждение прикосновениями воды смывает часть ее тревоги. Анна, как бы я хотел, чтобы ее унесло полностью! Чтобы твой непонятный страх стеной не стоял между нами, и я мог дать тебе столько ласки и страсти, сколько мне хочется! Но сдерживался, хоть больше всего хотелось прыгнуть за ней в бассейн, догнать, притянуть к себе, отвести с лица мокрые длинные волосы и впиться губами в ее губы. Мы уходили бы под воду, потом выныривали, и я ни на мгновение не отрывался бы от нее.

Но нужно дать ей время. Еще немного времени. Хотя бы еще минуты. Не зря в детстве отец хвалил меня за способность отстраниться от чувств и держать себя в руках.

А когда она вышла и стояла передо мной, сердце свело светлым, но разъедающим чувством.

Она была прекрасна. Не красива, как множество женщин, которых я знал. Именно прекрасна. С бледной кожей, не знавшей загара. С мягкими изгибами тонкого тела. Беззащитная с выпирающими ключицами и чуть просвечивающими ребрами — худоба делала ее трогательной, но не портила. Хоть сердце сжималось от мысли, что похоже у Анны за спиной и голод, и болезни, и кто знает, какие еще испытания…

А тут еще я со своими тайными целями и необузданным желанием.

Хотел как-то пробиться к ней, но мне свело скулы от горечи и злости, когда она вздрогнула от моего прикосновения. Равняет меня со своими мучителями, ждет подвоха… Я выдохнул, чтобы мои касания не стали жестче.

Никогда.

Никогда я не покажу Анне, насколько меня злит ее страх. В конечном счете, ее научили бояться, она привыкла, что мужчинам нужна ее боль. И даже, когда не испытывает ее, то ждет. И готова показать извращенцу приятные ему эмоции.

Медленно, осторожно, почти без чувственного подтекста… А самому хотелось застонать или… зарычать от того, что могу наконец прикоснуться к ней. Ощутить пальцами мягкую кожу, провести по вытянутым изгибам. Еще немного — и можно будет коснуться губами ее влажного рта, поднять так, чтобы она обвила меня руками и ногами…

И в какой-то момент я ощутил, что она расслабляется. Горячая волна пробежала по ее телу, и Анна, наверное, сама не замечая этого, подалась ко мне. Мне показалось, что секунда — и она упадет мне в руки, а я подхвачу ее и уже не отпущу.

Но в этот момент прозвонил телефон.

Дэйл не сказал, когда позвонит. Но на всякий случай я велел перенести мой аппарат поближе к бассейнам, ведь собирался нежиться там с Анной допоздна. А потом продолжить в спальне… Пока не насыщу эту странную девушку нежностью, истомой, наслаждением, какое бывает лишь на двоих…

И, конечно, звонок раздался не вовремя. В тот самый момент, когда я меньше всего хотел разговаривать. И когда меньше всего хотел что-либо знать. В момент, когда мне было все равно.

Я был готов проклясть все на свете. Кроме Анны и этих ускользающих мгновений ее робкого доверия, разумеется…

— Анна, дождись меня! — сказал я, имея в виду даже не то, чтобы она не ушла. А чтобы не потеряла этот тонкий импульс, это робкое движение ко мне…

* * *

— Ну что ж, — сказал Дэйл, когда я с раздражением снял трубку. — Я связался с Сампрэ, где числилась ее бабушка — единственная родственница твоей Анны после смерти родителей. У меня там есть свои люди.

— И что Анна? Что с ней произошло? — спросил я, желая побыстрее отвязаться. Детали узнаю потом.

Сейчас важнее сама Анна — у меня в бассейне, теплая, тонкая, нежная, ожидающая меня…

— Хм… — Дэйл прокашлялся. — Мои парни провели настоящее расследование. Опросили соседей бабушки и местных полицейских… Четыре года назад Анна Грэйн в возрасте восемнадцати лет устала жить в нищете со своей бабушкой, захотела красивой жизни и сбежала из дома, чтобы стать проституткой. Внешние данные позволяли ей стать элитной куртизанкой… С тех пор бабушка ее не видела и не получала от нее вестей или денег…

Я замер. Вот актриса, пронеслась в голове мысль и четко расставила все по местам. «Мои родители погибли, когда я была подростком. Я стала жить с бабушкой. От отца осталось много долгов, и у нас не было средств к существованию…» — всплыл в голове ее голос с нашей первой встречи. Сидит напротив, робкая, какая-то даже возвышенная… И ведь даже не соврала. «Захотела красивой жизни…». Да только эта жизнь оказалась не такой красивой. Наверное, она не ожидала, что придется ублажать клиентов собственной болью. И юная беглянка получила не совсем то, что ожидала.