Когда он вылез из машины и мы повернули домой, я приготовилась к вспышке маминого гнева. Она, конечно, будучи хиппи и пацифистом, почти никогда не повышала голоса и не сердилась, но и я никогда раньше не приводила в дом взрослого мужика с вытатуированным на голове членом и отсутствием школьного аттестата.

Я преступила все границы.

Несколько километров мы проехали в удушающем молчании. Потом моя врожденная тяга к оптимизму возобладала, и я начала думать: «Может, она решила наказать меня молчанием? Может, она меня тогда и не убьет?»

И тут мама потянулась в мою сторону.

«Мамочка, не надо!»

Но вместо того, чтобы врезать мне по губам, она протянулась через мое застывшее, напряженное тело и открыла бардачок. Закрыв глаза руками, я смотрела сквозь пальцы, как ее рука рылась в куче разного лежащего там барахла и через минуту вынырнула оттуда, сжимая потрепанную жестянку от леденцов.

Моя многострадальная мама продолжала вести машину, глядя одним глазом на меня и придерживая руль коленкой. При этом она двумя руками сжимала эту жестянку, словно в ней было противоядие от идиотизма ее дочери. Открыв крышку, она вытащила оттуда безупречно скрученный косяк и маленькую розовую зажигалку.

Спаси ее, господи.

Всю дорогу домой она молча затягивалась, и это продолжалось бесконечно, все двадцать километров мы ехали медленнее разрешенной скорости, останавливаясь по пути на каждый желтый свет, знак «Стоп» и просто любой яркий предмет. Когда наконец мы остановились у нашего дома, ее нервы, казалось, восстановились до их привычного уровня Вудстокской расслабленности, в то время как мои полностью аннигилировали.

Как раз в тот момент, когда я уже собиралась открыть свою дверь и выпрыгнуть в безопасность, мама сделала глубокий вдох, собираясь с силами, пригвоздила меня к месту стеклянным взглядом и вымолвила:

– Детка, я надеюсь, ты предохраняешься с этим парнем? Он выглядит так, будто побывал в тюрьме, а с этим членом на голове он, возможно, был там чьей-то сукой. Я бы не хотела, чтобы ты подцепила большой С.

Я была уверена, что большой С – это рак (cancer), но решила ее не поправлять. Когда мама вдруг разразилась приступом внезапного смеха, я улыбнулась и поняла, что эта женщина, если понадобится, поможет мне зарыть труп. Особенно если у того на голове будет одна конкретная татуировка.

27 сентября

Дорогой Дневник.

Когда мы с Динь-Доном начали встречаться, у него было три идиотских, имбецильных тату, которые я научилась как минимум не замечать. А когда мы расстались, их стало четыре. (Говоря «расстались», я имею в виду, что я просто перестала отвечать на его звонки. При том, что Динь-Дон был вечно обкурен, плохо функционировал и у него не было машины, я могла бы бросать его до посинения.) Эта четвертая тату и стала той соломинкой, сломавшей спину верблюда, но об этом через минуту.

Динь-Дон так никогда больше и не отрастил обратно волосы после того жуткого вечера с моими родителями, и это нанесло серьезный урон моему либидо. То есть одно дело встречаться с неудачником, который выглядит как панк-рокер Джеймс Дин (по крайней мере, с закрытым ртом), и совсем другое – с неудачником, у которого на голове татуировка с членом, управляющим его мозгом.

Но я рассталась с ним не сразу. К тому моменту, как он побрился, мы были вместе уже несколько месяцев, и я начала всерьез привязываться к нему. С ним было так здорово. Он был ласковым и непосредственным, и он на самом деле каждый день делал мне предложение. Но самой сладкой морковкой для меня было то, что Харли собирался сделать татуировку с моим изображением.

Дневник, я знаю, что это неправильно – разрешать человеку навсегда наносить на свою кожу твой портрет, зная, что ваши отношения не продлятся больше полугода. Но тогда я не воспринимала Динь-Дона как живого человека с настоящими чувствами – как и сейчас, если честно. Может, я отнеслась бы к этому более сознательно, если бы он сказал, что собирается вытатуировать у себя на лбу мое полное имя и номер удостоверения личности, но он хотел сделать скорее мультяшную картинку, и я решила, что, когда мы расстанемся, это будет сходить просто за фею из аниме.

Дневник, ты видишь? Да я была буквально Мать Тереза.

Динь-Дон неделями заставлял меня делать для него наброски. Это было восхитительно! Он вникал в каждую деталь. Я в жизни не видела, чтоб его что-то так интересовало. Я сделала ему двадцать пять вариантов. Он хотел Биби в виде печального клоуна, в виде Бетти Пейдж, в виде ангела-бионикла и даже в виде панка с кастетом, держащего бейсбольную биту. Я не могла дождаться, когда же он наконец сделает окончательный выбор! Мое хрупкое, мелкое подростковое эго раздувалось. Этот парень любил меня и мой талант настолько, чтобы навсегда нанести их обоих на свое тело.

Черт возьми!

Динь-Дон в то время работал в каком-то гараже в добром получасе езды от дома, так что зачастую я подвозила его домой, потому что… машины-то не было. (Как парень без машины сумел найти работу, связанную с машинами, остается за пределами моего понимания.) Так что я, вернувшись из школы, нервно и быстро поглощала обед, врала что-то родителям о том, куда я иду, и выскакивала за дверь, чтобы доставить домой его жалкую задницу.

И как-то, в один прекрасный день, когда я позвонила Динь-Дону спросить, надо ли забирать его с работы, он со смехом сказал, что я вместо этого могу забрать его из тату-салона в соседнем городе.

О боже! Он это сделал! Он и вправду это сделал!

Мы с моим сердцем и моим «Мустангом», нарушая все законы всемирного тяготения, примчались в соседний город. Это было словно утро Рождества! От нетерпения у меня кружилась голова, меня трясло. Вот почему я до сих пор была с Динь-Доном. Он такой тупой, беззаботный и клевый.

Я распахнула дверь тату-салона с такой силой, что маленький колокольчик над входом оторвался и улетел в потолок, отколов от него кусок пластикового покрытия. Парень за стойкой небрежно приподнял свои пирсингованные брови и поглядел на потрепанную подушку из красного винила на одном из дешевых алюминиевых стульев, засыпанную отделившимися фрагментами потолка.

– Ты ищешь мужика с дилдо на голове?

Просияв в ответ, я кивнула.

Капитан Бодрость указал большим пальцем с черным ногтем и большим серебряным кольцом, похожим на те, что свисали с каждого свободного места у него на лице, на открытую дверь у себя за спиной.

– Он там, позади.

Похоже, этот тату-салон раньше был студией загара. Он состоял из входного лобби, которое сужалось к длинному коридору с дверями по обеим сторонам. Скача по проходу, я увидела, что открыта только одна из них. Оттуда исходил жуткий жужжащий звук.