и перед нами открывается прямоугольный пруд с заледенелой водой. Вокруг него дорожка с лавочками, на противоположной стороне от нас стоят какие-то памятники. Издалека я не могу их рассмотреть.

— Начнем с того, что Патриаршие пруды — это всего один пруд. Почему он называется во множественном числе, никто не знает, — начинает Оля голосом экскурсовода. — А вот и знак «Запрещено разговаривать с незнакомцами». — Она подводит меня к псевдоавтомобильному знаку, на котором изображены три фигуры, перечеркнутые красным. — Максим, а ты везунчик! — он поднимает на меня голову.

— Почему? — я перевожу взгляд со знака на нее.

— Потому что фанаты «Мастера и Маргариты» все время этот знак тут устанавливают, а местные жители его потом убирают. Иначе возле него собираются толпы поклонников Булгакова, чем раздражают живущих в округе. Вот сейчас знак снова стоит, но скоро его уберут.

— А кто изображен на знаке? Я могу распознать только кота Бегемота.

— С ним Воланд и Коровьев. Тебя сфоткать со знаком?

— Не, не надо, я не люблю фотографироваться. Но сам знак щелкну, раз ты говоришь, что он тут не на постоянной основе.

Я делаю снимок, и мы идем дальше.

— Вообще на самих Патриарших прудах как таковых ничего особенного нет. Да, это прикольное место, в нем есть своя душа и магия, но рекламу ему сделал исключительно Булгаков своим романом. Летом тут собираются толпы людей, многие спускаются к самому пруду и сидят у воды, семейные пары гуляют с детьми. Подростки оккупируют лавочки и распивают на них алкоголь, пряча его от полиции в пакетах.

Мы подходим к памятникам. Один из них мужчине.

— Это памятник Булгакову? — я спрашиваю, приближаясь к нему.

— Нет, это памятник баснописцу Крылову.

— А он тоже был как-то связан с Патриаршими прудами?

— В том-то и дело, что нет. Крылов вообще жил в Петербурге и почти из него не выезжал. С чего вдруг на Патриках стоит памятник ему — неизвестно.

— А памятника Булгакову почему нет?

— Потому что, если его поставят, местные жители выйдут на митинг. Поклонники романа будут тут собираться и устраивать вакханалию. По ночам. Нет, спасибо, нам хватает баров и ночных клубов в округе, из-за которых спать невозможно.

— Твои окна выходят сюда?

— К счастью, нет, иначе я бы уже давно застрелилась. Окна моей комнаты смотрят во двор дома, но все равно шум доносится. У нас окна гостиной смотрят на пруды, и летом после 10 вечера крики с улицы перекрывают телевизор.

Мы проходим Крылова и направляемся к следующим.

— А это композиция памятников, которая называется «Басни Крылова».

Мы медленно проходим шесть панно, местами затертых, на которых изображены самые известные герои басен: квартет, кукушка и петух, свинья под дубом, павлин и соловей, слон и моська, две собаки, волк и ягненок, мартышка и очки, ворона и лисица, зеркало и обезьяна, волк и журавль, осел и соловей.

— Ну, в принципе, вот и все достопримечательности Патриков, — говорит Оля, когда мы миновали памятники.

— Да, как-то не много.

— Я же говорю: Булгаков больше шума наделал. И, кстати, обрати внимание, что трамвайных путей, где Аннушка разлила масло, нет. И до сих пор неизвестно: вообще никогда на Патриках не было трамваев или были во время Булгакова, а потом их убрали. В общем, история этот момент не зафиксировала. — Оля задумчиво оглядывает пруд. — Давай сделаем пару кружков вокруг.

Мы медленно бредем вдоль пруда, разговаривая о разном. Оля живет в Москве два года. Она не очень любит этот город. Считает его слишком большим и неуютным. Хотя признает, что климат в столице лучше, чем в Питере.

— Но все-таки мое сердце принадлежит Петербургу. Ты там был?

— Нет, — мне стыдно в этом признаваться, — Я до недавнего времени из Воронежской области никуда не выезжал. Разве что на соревнования по каратэ.

— Знаешь, а я тебе даже завидую. Тебе еще предстоит увидеть всю эту красоту. В Питер нужно ехать два раза: один зимой, а второй — летом. Зимой ходить по музеям, потому что в это время года нет толп туристов, а летом — по самому городу, его волшебным улицам. И летом нужно обязательно брать экскурсию по крышам.

— По крышам? — я удивляюсь.

— Ты поднимаешься на кровлю обычного жилого дома в центре, переходишь по ней с одного дома на другой и наблюдаешь город с высоты птичьего полета. Есть целые маршруты.

— Круто. А в Москве нет такого?

— Неа, — в ее голосе слышится грусть.

Мы проходим вокруг пруда трижды, когда Оля останавливается и спрашивает:

— Хочешь еще куда-нибудь сходить?

Я пожимаю плечами.

— Ну, если ты не замерзла и тебе позволяет время, то можно. Я никуда не тороплюсь.

— Да я тоже, — Оля закусывает губу в задумчивости. — Слушай, раз у нас сегодня день Булгакова, не хочешь сходить в «нехорошую квартиру»? Тут можно пешком дойти за полчаса.

— А она реально существует? — я, наверное, вытаращил глаза от удивления.

— Конечно! Это была реальная квартира коммунального типа, в которой Булгаков снимал комнату. В этой же квартире он написал несколько своих произведений, например, «Белую гвардию». «Мастера и Маргариту» он написал позднее, но его соседи по этой коммуналке стали прототипами некоторых героев. Например, Аннушки, которая разлила масло. Ну и сама эта квартира стала прототипом «нехорошей квартиры» из романа.

— Тогда давай сходим!

— Сейчас она работает, как музей Булгакова. Будем надеяться, что сегодня он открыт. Я заранее не смотрела на их сайте график.

— Ну мы же в любом случае гуляем? Даже если музей закрыт, то пускай это будет просто прогулка по улочкам центра.

— В принципе, да, — девушка улыбается и уводит меня в переулок.

Мы идем полчаса, никуда не торопясь. С Олей легко и весело. Мы всю дорогу говорим о книгах и писателях. Нам нравится почти одно и то же. Помимо классических русских Пушкина, Лермонтова, Толстого и Достоевского мы читали Бальзака, Гюго, Диккенса, Цвейга. Оля мне еще рассказывает про Джейн Остин и сестер Бронте, но это женские романы того времени, и я их не читал.

— Ты читал у Цвейга роман «Нетерпение сердца»?

— Нет, только новеллы.

— А я вот как раз новеллы не читала, только этот роман. Это была любимая книга моей бабушки. Я прочитала роман уже после ее смерти. И больше всего жалею, что не смогла обсудить с ней эту книгу. — Оля на секунду грустно задумывается. — Вообще, любовь к литературе мне привила бабушка. В детстве перед сном она пересказывала мне книги, которые прочитала в разное время своей жизни. Некоторые из них она помнила еще с детства. Так вот