Посетив лабораторию ЭКС в Уэтерби, где криминалист, сделавший анализ, продемонстрировал изученные им волокна, я провела собственную проверку. Поначалу мне показалось, что некоторые вещественные доказательства могут быть даже более вескими, чем заявлялось обвинением. Так, например, четыре специфических хлопковых волокна, обнаруженных в сумке, были неотличимы на микроскопическом уровне от тех, что были собраны с прокладки куртки обвиняемого. Вместе с тем другие доказательства на основании совпадения волокон были куда менее убедительными. А когда я изучала отчеты и показания по делу, нечто потенциально куда более важное бросилось мне в глаза.

Оказалось, что полицейский, арестовавший обвиняемого, также вступал в контакт с владельцем магазина до того, как вся одежда и другие предметы были изъяты и запечатаны в пакеты представителями закона. Без сомнения, на то были свои веские причины, но полицейский все равно нарушил основополагающее правило, создав ситуацию, в которой он мог непреднамеренно перенести текстильные волокна с одного человека на другого. И хотя протокол столь вопиющим образом был нарушен, возможная связь между сумкой и курткой на основании совпавших текстильных волокон могла бы все равно иметь в суде значительную доказательную силу, особенно если обнаружат значительное количество этих частиц текстиля. Однако в общей сложности было найдено лишь 11 микроскопических волокон. Это не позволяло с уверенностью полагаться на результаты первоначального криминалистического расследования и давало солиситору защиты пространство для маневров.

Как и во многих других делах, которым мы занимались на стороне защиты, с первоначальными результатами криминалистической экспертизы все было в полном порядке – просто мы нашли другое, альтернативное объяснение. Наша задача состояла в том, чтобы попытаться переосмыслить уже собранные доказательства. И хотя мы, может, и были на основании имевшихся доказательств согласны с тем, что преступление, судя по всему, было совершено человеком с группой крови 1+, или с тем, что в момент нападения на нем был синий свитер, нельзя было однозначно утверждать, что этим человеком был именно обвиняемый.

За последние годы текстильные волокна сыграли важную роль в раскрытии ряда громких убийств. Так, например, в делах об убийствах на Пембрукширской береговой тропе и убийстве Стивена Лоуренса они не только стали вескими доказательствами сами по себе, но и подсказали, где искать доказательства другого типа, включая образцы ДНК.

Как и в случае с текстильными волокнами, порой у меня возникают серьезные причины поставить под сомнения заключения, связанные с волосами, которые были сделаны криминалистами, работавшими на обвинение. До появления ДНК-экспертизы доказательная сила человеческих волос была относительно ограниченной. На самом деле единственным, что можно было обычно утверждать с какой-либо долей уверенности, – то, что представленный в качестве доказательства образец принадлежал человеку или какому-то виду животного.

Эталонные образцы, взятые с человека, могут быть сравнены с волосами, обнаруженными на вещественных доказательствах, по цвету, длине и строению. Если найденные волосы оказываются неотличимыми от эталонного образца либо попадают в допустимый диапазон отклонений, можно сказать, что они могли быть получены из одного источника. Вместе с тем характеристики волос разных людей могут значительно пересекаться. Кроме того, волосы с головы одной и той же персоны могут значительно отличаться по цвету и микроскопическому строению. Таким образом, выявленное несовпадение может означать две вещи: либо волосы получены из разных источников, либо предоставленный эталонный образец не отражает всего богатства вариантов, которые можно найти на голове человека, интересующего следствие.

Когда волосы обесцвечены, покрашены, повреждены или же обладают какими-то другими нетипичными свойствами, такими как переплетение с другими волосами, порой удается доказать их связь более убедительно. А если есть корень волос, можно исследовать и клеточный материал с помощью ДНК-экспертизы. Без подтверждения по ДНК, однако, обычно невозможно с какой-либо долей уверенности утверждать, что образец волос неустановленного происхождения был получен из того же источника, что и эталонный образец, – хотя чем больше имеется волос с похожими характеристиками и чем они необычнее, тем больше шансов доказать, что связь все-таки есть.

Проблема была в том, что обвинение зачастую создавало впечатление, будто доказательство возможной принадлежности конкретного образца волос обвиняемому было равносильно утверждению, что они действительно были его. Возможно, это делалось по причине искреннего недопонимания или для того, чтобы воспользоваться имеющимися неопределенностями для придания веса своей версии событий, даже если их утверждения выходили далеко за рамки того, о чем на самом деле говорили вещественные доказательства с научной точки зрения. Порой это получалось из-за формулировок, выбранных экспертом-криминалистом, а порой становилось результатом того, как адвокаты или судьи подводили итоги, обобщая известную по делу информацию спустя долгое время после того, как криминалист покидал зал суда.

Из-за всех этих затруднений, связанных с использованием волос в качестве вещественных доказательств, как правило, в Великобритании больший упор делается на текстильные волокна. В США, однако, ситуация была обратная, и нас всегда крайне беспокоила явная склонность преувеличивать значение волос в качестве улик в американских судах. Эта проблема стала критичной в 2015 году, когда министерство юстиции США в сотрудничестве с ФБР выявило 2500 дел, нуждавшихся в пересмотре по этой самой причине. Согласно отчету, экспертные показания 95 % специалистов в изученных 268 делах содержали некорректные данные, которые «поддерживали сторону обвинения» и были основаны на весьма грубых методиках анализа волос. Эти дела охватывали промежуток времени в два десятилетия, причем 32 человека из списка обвиняемых были приговорены к смертной казни. И хотя некоторые из подсудимых на деле и могли быть признаны виновными на основании других, более веских доказательств, тот отчет стал пугающим напоминанием о том, насколько важно понимать ограничения, связанные с использованием волос в качестве вещественных доказательств.

Все участники состязательной судебной системы, существующей в Великобритании, играют определенные роли. Так, роль полиции заключается в расследовании обстоятельств совершенного преступления. Привлекая по мере необходимости различных экспертов, таких как судмедэксперты и криминалисты, полицейские пытаются разобраться в том, что именно случилось, и идентифицировать, проработать и затем арестовать наиболее вероятного подозреваемого (или подозреваемых). Если им удается собрать достаточные, по их мнению, доказательства, они представляют дело Королевской уголовной прокуратуре (КУП), которая решает, выдвигать ли обвинения, и если такое решение принимается, возбуждает уголовное дело. Назначаются адвокаты защиты, а они, в свою очередь, проводят собственное расследование, в ходе которого иногда нанимают своих экспертов. Адвокаты каждой из сторон – защиты и обвинения – представляют свои версии произошедшего беспристрастному судье и присяжным (их обычно 12).