— Нет.

— Зря. Я неплохо умею делать искусственное дыхание рот в рот, — усмехнулся этот нахал, на что я быстро выпрямилась, недовольно глядя сверху в его голубые глаза, в которых полыхали смешинки и этот неприкрытый голод, который меньше никак не становился:

— А я неплохо умею ставить уколы! Намек понят?!

Бродяга рассмеялся своим красивым смехом, чуть откинувшись назад и, выгибая брови, выдохнул так, что его горячее дыхание коснулось моей продрогшей кожи:

— В аптечке не шприцов, писюха.

Зря он снова так меня назвал!

Потому что, недовольно поджав губы, покосившись злобно на его широкую обворожительную улыбку и эти смешливые глаза, я толкнула его легко вперед, заставляя наклониться чуть больше, чтобы я смогла дотянуться до его раны, готовая в тот момент просто залить ее чистым спиртом!

Может, даже об этом нужно было бы сказать вслух, чтобы его улыбочка сползла с лица и глаза поутихли и перестали уже смущать меня своими неприкрытыми эмоциями.

Он рассмеялся снова, но все-таки послушно подался вперед, едва не упираясь своим лбом в мою грудь, пока я пыталась перевеситься через него, чтобы достать до раны, и обработать ее как можно осторожнее.

Не смотря на то, что Бродяга был, очевидно, только что из душа, еще даже толком обсохнуть не успел, на краях ранки вместе с запекшейся кровью были крупинки песка. Как можно более аккуратнее я пыталась очистить рану, с ужасом представляя, что творится на том жутком и загадочном нулевом этаже.

Я могла себе представить, что такое бои без правил…

Мужчины дрались на кулаках, смешивая все известные стили борьбы.

Поэтому и правил не было.

Но откуда может появиться такая рана?! А песок откуда?…Что там творилось?!

Я вся продрогла еще сильнее, содрогнувшись от ужаса, думая про себя о том, через что приходилось проходить этому странному мужчине, но главное — для чего?

Наверное, я была самой настоящей дурехой, но мне было страшно за него, даже если за всеми этими синяками, порезами и жуткими шрамами, которые я отчетливо видела на его широкой мускулистой спине, стояла банальная жажда денег.

Или попытка самоутверждения в этом мире?

Может даже он был реальным маньяком, который испытывал кайф от собственной боли или вида крови? Или ему нравилось избивать других людей? Не зря ведь Себ сказал, что он почти единственный такой боец в своем роде, которого пока что не удалось победить никому.

Что бы там не было в его шальной голове, и к чему бы он не стремился, а работка у него была, прямо скажем, не самая безопасная и легкая!

Погрузившись в свои мысли, я быстро заморгала, замечая, как стали напрягаться его тугие упругие мышцы на спине, перекатываясь под кожей, словно в нем сидел зверь, который пытался найти через что выбраться наружу. Покосившись на рану, я поморщилась, тихо выдохнув:

— Больно?…

Пока я была погружена в себя, вполне могла попасть содержимым ватки в открытую рану, что явно было не самым приятным ощущением.

Вот только Бродяга напряженно молчал, отчего в какой-то момент стало просто не по себе.

Переступив с ноги на ногу, пришлось слега отклониться корпусом назад, чтобы появилась возможность заглянуть в его лицо, когда я поняла, что начинаю стремительно и отчаянно краснеть.

Потому что Бродяга смотрел на мою грудь.

Тяжело, грозно, жадно.

Его пушистые ресницы не моргнули ни разу, пока я пялилась на него сверху вниз, понимая, что в том положении, в котором я стояла сейчас, мои торчащие соски практически тыкались в его зрачки, мельтеша перед глазами того, чей голод во взгляде заставлял меня постоянно думать о трусливом побеге.

Он не моргнул и не отвел взгляда, даже когда я кашлянула, пытаясь сменить положения своего тела, но понимая, что мне сделать это просто не удастся, потому что я стою по обе стороны от скамейки зажатая его вытянутыми ногами.

Не в силах выносить его кусающего и обнажающего взгляда даже собственной грудью, я попыталась дернуть скованным плечом, надеясь, что это не выглядело убого и наиграно, хотя на самом деле так оно и было, поспешно проговорив, словно пытаясь оправдаться перед ним, чего делать явно не следовало:

— В баре сегодня была пенная вечеринка. Все обливались и нас тоже поливали всем подряд. Я вся промокла и замерзла.

Если бы уголок его губ не дернулся в усмешке, я подумала, что мужчина меня просто не слышит.

Подождав еще пару секунд, надеясь, что по всем правилам приличия он ответит хоть что-нибудь членораздельное, я поняла только одно: членораздельное — это его тема на все триста процентов, а вот правила и тем более приличия— это как марсианский язык на Африканском материке ей-богу!

Недовольно поджав губы и сдержанно выдохнув, я снова подалась вперед, наклоняясь над его могучим плечом, чтобы все свое драгоценное внимание обратить на его рану, часть которой так и осталась еще не обработанной, когда поняла, что мозг закоротило от ярко вспыхнувшей неожиданной эмоции, которая пронзила грудь, заставив меня буквально покачнуться.

Это было сродни удару молнии!

Понять не могу, как я не стала одуванчиком, и мои волосы не встали дыбом, закрутившись тугими пружинками, когда я глухо ахнула, пытаясь сделать шаг назад и понимая, что сильные пальцы Бродяги обхватили мои руки, на давая мне сделать и шага назад, пока его губы прижались к сосочку, чуть прикусывая, но не причиняя боли.

Ошарашенная этим открытием, я выпала из жизни, словно со стороны наблюдая за тем, как мягкие, чувственные губы, обхватывают вершинку моей груди, посылая в тело тот самый удар молнии, от которого сбивалось дыхание, даже если его губы касались не обнаженного тела, и между его губами и моей кожей была еще влажная футболка и тонкая ткань купальника.

Неспешно оторвавшись от одной груди и даже облизнув нижнюю губу, этот нахал припал к другой груди под мой вопль, который переходил из одной интонации в другую, не в силах остановиться на чем-то одном, задыхаясь:

— …ты…ты!…ты?!…какого черта ты делаешь?!!!

Округлив глаза и дергая руками в нелепых попытках вырвать их из этих сильных цепких пальцев, которые держали меня словно стальные обручи, чтобы залепить звонкую пощечину, я все-еще ждала ответа на мой вопль, полный негодования и шока, оттого, что впервые в жизни эти манипуляции в стиле игры во взрослых мне действительно нравились.

Ах, ну конечно же!

Как он мог мне ответить, когда его рот была занят!

МНОЙ!

Дернувшись с силой и крутанувшись в удерживающих меня руках, так что, грудь с звонким «чпок» вывернулась из губ Бродяги, я бы визжала и материлась, если бы только могла сразу восстановить воздух в своих сжавшихся легких, видя, как мужчина, запрокинул голову назад, не стесняясь смотреть прямо в мои распахнутые глаза, улыбнувшись так сладко и невинно, словно сущий ангел: