Визирь покинул колонный зал и оказался в маленьком дворе под открытым небом, в центре которого возвышался гранитный алтарь – начало святилища, возведенного много лет назад. Священнейший из священных, он всегда был усыпан цветами. Зачем вырываться из этого глубокого покоя, не подверженного течению времени?

– Я счастлив вновь видеть тебя, визирь Египта! – Кани с бритой головой и золоченым посохом в руке склонился перед Пазаиром.

– Это я должен приветствовать вас!

– Я должен воздать тебе почести: разве визирь – это не глаза и уши фараона?

– Да не угаснет острота зрения и слуха! – воскликнул Пазаир.

– Ты, кажется, чем-то озабочен? – осведомился Кани.

– Я пришел просить помощи у великого жреца Карнака.

– А я хотел умолять о помощи тебя.

– Что произошло?

– Боюсь, крупные неприятности. Я хотел бы показать тебе храм. Он только что восстановлен.

Кани и Пазаир прошли вдоль стены, где еще работали художники и резчики, и направились к небольшому святилищу богини Маат. Внутри скромного сооружения из песчаника стояли две каменные скамьи. Здесь восседал визирь, когда судил кого-нибудь из жрецов.

– Я простой человек, – сказал Кани. – Я не забыл, что править Карнаком должен был твой учитель Беранир.

– Беранир убит, фараон назначил вас.

– Возможно, он сделал неправильный выбор.

Никогда еще Пазаир не видел Кани таким подавленным. Он привык к капризам природы и сумел правильно поставить себя по отношению к подчиненным и другим жрецам, заслужив всеобщее уважение.

– Я не достоин своего поста, – продолжал Кани. – Но я не собираюсь уходить от ответственности. Вскоре я предстану именно здесь перед твоим судом, и ты меня осудишь.

– Слишком быстрый суд! Вы позволите мне провести расследование?

Кани сел на скамью:

– Тебе не потребуется затратить много усилий. Достаточно взглянуть на последние отчеты храмовых управителей. За несколько месяцев я почта разорил Карнак.

– Каким образом? – удивился Пазаир.

– Достаточно изучить поступления зерна, молока, фруктов... Каких бы продуктов это ни касалось, мое хозяйствование – это сплошной провал.

Пазаир был потрясен:

– Может, над вами неудачно подшутили?

– Нет, все доклады серьезны.

– Плохие погодные условия? – предположил визирь.

– Паводок был щедрым, да и насекомые не уничтожали урожай.

– Какова же причина бедствия?

– Моя некомпетентность. Я хотел заранее предупредить тебя, чтобы ты доложил царю.

– К чему торопиться?

– Правда скоро выйдет наружу. Как ты понимаешь теперь, моя помощь не принесет тебе никакого облегчения, завтра я буду лишь всеми презираемым стариком.

* * *

Визирь заперся в архиве карнакского храма и сравнил итоговый отчет Кани с отчетами его предшественников. Разница удручала. В то же время Пазаир был уверен, что кто-то решил погубить Кани и лишить его сана верховного жреца. Кто смог бы прийти ему на смену, если не сановник, враждебно настроенный к Рамсесу? Без поддержки Карнака невозможно контролировать Египет. Неужели Бел-Тран и его приспешники посмели обрушиться на кристально честного великого жреца? Ему предъявят упрек: Карнак, Луксор и храмы на западном берегу вскоре могут остаться без приношений. Культ будет отправляться плохо, и повсюду начнут склонять имя виновного – немощного Кани.

Отчаяние овладело Пазаиром. Он приехал, чтобы просить друга о помощи, но, видно, вынужден будет осудить его.

– Хватит корпеть над папирусами, – посоветовал Кем, – пошли на воздух.

Деревни, с которых они начали проверку, находились вблизи великого храма. Здесь текла мирная жизнь в вечном сезонном ритме. Опросы старост и сельских писцов не выявили ничего необычного. После трехдневного бесплодного расследования визирь утвердился в мысли, что нужно возвращаться в Мемфис и обрисовать ситуацию царю, прежде чем возбуждать процесс против Кани.

Сильный ветер затруднял возвращение, и, таким образом, возник еще один день для дополнительного расследования. На этот раз Пазаир и Кем в сопровождении Убийцы отправились в деревню, расположенную вдали от храма, на границе с пятым номом Верхнего Египта, столицей которого был Коптос. Там, как и повсюду, крестьяне занимались своими делами, а их жены следили за детьми, готовили еду, стирали белье. В тени сикоморы деревенский лекарь пользовал больного.

Вдруг павиан, насторожившись, поскреб землю, ноздри его задрожали.

– Он что-то почуял? – спросил Пазаир.

– Кажется, мы пришли сюда не напрасно, – заметил Кем.

Деревенский староста, отец пятерых детей, примерно пятидесяти лет, С большим животом, принадлежал к потомственной знати. Его тотчас предупредили о прибытии каких-то неизвестных. С сожалением он прервал послеобеденный отдых и в сопровождении носильщика опахала, прикрывавшего его лысый череп от солнечных лучей, отправился к нежданным гостям.

Встретившись взглядом с огромным павианом с красными глазами, он остановился как вкопанный.

– Приветствую вас, друзья мои.

– Мы также, – ответил Кем.

– Обезьяна ручная?

– Это охранник.

– А вы?

– Я – Кем, начальник стражи, а это – визирь Египта Пазаир.

В изумлении староста подобрал живот и сложился чуть ли не вдвое, в знак великого почтения.

– Какая честь, какая честь! – тараторил он. – В такой скромной деревне принимать визиря... Какая честь! – Толстяк изливал поток приторных славословий, но павиан заворчал, и тот осекся: – • Вы уверены, что держите его крепко?

– Да, кроме случаев, когда он чует нарушителя.

– К счастью, в нашей маленькой общине таких нет.

Признаться, Кем, рослый нубиец с грубым голосом, наводил не меньше страха, чем его обезьяна. Староста был наслышан о странном начальнике стражи, мало занимавшимся административными делами и бывшего настолько близко к народу, что редкому преступнику удавалось долго скрываться от него. Видеть его здесь, у себя в деревне, было неприятной неожиданностью. Еще и визирь! Слишком молод, слишком серьезен, слишком въедлив... Природное благородство Пазаира, его прозорливость, холодность его поведения не предвещали ничего хорошего.

– Позвольте мне выразить свое удивление: такие знаменитые люди – и в такой далекой деревне!

– Твои поля раскинулись, насколько хватает глаз, – отметил Кем, – и орошаются они прекрасно.