Мысль о том, что он сравнивает свою возлюбленную с этой девушкой и находит сходства и различия, испортила ему настроение. Нет, надо как можно скорее доставить княжну ее отцу и после этого лететь к оставленной возлюбленной. С этой мыслью он изо всех сил налег на весла, заставив лодку сорваться с места и помчаться вперед.

Они держались на середине реки, где течение было сильнее и помогало гребцу. Кроме того, тут не было рыбацких сетей, и весло не могло ни за что зацепиться. Но зато им трижды за остаток ночи пришлось прижиматься к берегу и выбирать весла, качаясь на поднятых волнах, когда мимо проходили пароходы. Всякий раз Лясота невольно напрягался, ожидая столкновений. Конечно, «Царица Елизавета» не станет поворачивать вслед за двумя беглецами, а «Цесаревича Андрея» они на пристани Дмитрова не видели, но все равно хотелось бы избежать встречи со старыми знакомцами.

Обошлось. Но на рассвете опять появились рыбацкие лодки. Среди них можно было плыть открыто, рыбаки были слишком заняты делами, чтобы смотреть по сторонам. А лодка была такая же, как и у них, — значит, такие же люди плывут, чего интересного?

До Усть-Нижнего добрались без происшествий, лишь один раз остановившись передохнуть на крошечном островке на излучине. Он до того густо зарос кустами и деревьями, что не нашлось места для костерка. Пришлось довольствоваться хлебом и салом из припасов убитого рыбака. Пошарив по кустам, Лясота, успевший поднатореть в бродяжничестве, отыскал кое-какие съедобные растения, но Владислава наотрез отказалась их пробовать. Только потом, уступив уговорам, взяла один мясистый стебель, пожевала немного и, скривившись, выплюнула. Переждав самую жаркую пору дня, ближе к вечеру они снова пустились в путь, и через пару часов увидели впереди Усть-Нижний, городок, стоявший на высоком крутом берегу у того места, где Вертуга впадала в Волгу. Город Загорск, когда-то в незапамятные времена бывший стольным градом княжества Загорского, находился где-то в верховьях главного притока этой реки, названной Змеиной из-за того, что она извивается в своем русле так же причудливо, как и змея.

До заката оставалось еще часа три или четыре, Усть-Нижний успокаивался, но на пристани еще кипела жизнь. Уже начавший сочувствовать гребцам на галерах, Лясота в очередной раз бросил взгляд на пристань, которая находилась далеко внизу, отделенная от города посадом и огородами, и внутренне возликовал, заметив два небольших пароходика. Была в стороне еще и барка с низкой осадкой, но та точно не предназначалась для перевозки пассажиров. А вот с пароходиками был шанс.

Ободренный этой мыслью, Лясота повернул к берегу.

— Вот что, барышня, — заговорил он, — тут такое дело. До Загорска вашего еще плыть и плыть, да вверх по течению. Я Змеиной этой не знаю, по ней никогда не ходил. Я и по Волге-то всего раз или два плавал, да и то на пароходах. Вы свою речку хорошо знаете?

— Ну, я была на ней несколько раз, в детстве, — припомнила Владислава. — Мы устраивали пикники на берегу, рыбаки катали моего отца на лодке. Еще у нас был собственный пароходик. Он совсем маленький, меньше вот этих раза в два. — Она указала на те, что стояли у пристани. — Последний раз я была там три года назад, — вздохнула она, — когда мы с мамой плыли осенью во Владимир. Сначала на нашем пароходике до Усть-Нижнего, потом на другом, уже до Царицына, а там…

— Понятно. Ну а я даже ни разу там не был.

Хотя слышал он это название не раз. Один из его прежних товарищей, Теодор Звездичевский, как раз собирался в тамошние леса. Интересно, зачем? Что-то он слышал про княжество Загорское и сам Загорск именно от Звездичевского. Но вот что именно? Что-то в тех лесах происходило странное, что потребовало…

Нет, не думать об этом! Лясота запретил себе думать о том, что было бы с ним, если бы жизнь повернула в другую сторону, если бы он не потерял часть себя. Но он бросил товарищей, связался с политикой и, потерпев поражение, оказался в тюрьме, а потом и на каторге, лишившись важной части души. А вот остальным его товарищам повезло больше. Тому же Звездичевскому. Интересно, что он нашел в Загорских лесах?

— Конечно, можно попробовать плыть дальше, — продолжал Лясота развивать свою мысль, — но это долго. И трудно — постоянно держать против течения. Нам придется часто останавливаться на отдых, это только увеличит время в пути. Вы дольше не увидите своего отца, а ваш отчим получит время для того, чтобы организовать погоню. Я уверен, что он ее уже начал. И, если будем медлить, непременно попадем к сыскарям. Вас вернут отчиму, а меня упекут на каторгу, обвинив в похищении человека. Поэтому я предлагаю бросить эту лодку и дальше передвигаться другим способом.

— Каким? — воззрилась на него Владислава. У нее все-таки невероятные глаза. И такой взгляд! Одновременно тревожный, задумчивый и ласковый. Ни одна женщина никогда не смотрела на него так. Даже Поленька.

— Ваш отчим будет думать, что мы прячемся по укромным местам и чураемся людей, — объяснил он. — Из опасения, что любой может нас выдать. А мы его обманем. Видели пароходы? Один из них наверняка идет вверх по Вертуге. Мы может подняться вверх по реке на нем. Это потребует расходов, но сэкономит время.

«И мои силы», — мысленно добавил он.

Как ни странно, Владислава горячо поддержала его идею. Но почти сразу задумчиво нахмурилась.

— Расходы? Вы сказали — расходы? Но…

— Ни о чем не беспокойтесь. Средства есть.

С этими словами он подогнал лодку к берегу в стороне от огородов, выбрав местечко потише, и, выпрыгнув в воду, подтянул лодку на сушу.

— Сидите здесь и никуда не уходите, — приказал он. — И помалкивайте, если вам дорога жизнь.

Владислава побледнела.

— А вы вернетесь? — пролепетала она. — Вы меня не бросите?

— Нет, — отрезал он.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась девушка. — Я буду ждать.

Эти простые слова резанули его душу неожиданной болью, напомнив другую женщину, которая тоже обещала ждать много лет назад, и Лясота заторопился. Раздвинул ветки, нависавшие над берегом, в несколько быстрых шагов добрался до верха. Тропинки поблизости не было, он какое-то время шагал наугад, внимательно глядя по сторонам. Наконец заметил городские окраины; до них было всего ничего. Через несколько минут он будет в городе.

Закутавшись в одеяло, Владислава сидела на носу лодки — поближе к берегу, подальше от воды. Вечерние тени от прибрежных зарослей окутывали ее словно еще одним одеялом, защищая от посторонних глаз. Девушке было холодно, скучно и немного страшно. Петр Михайлик ушел. Когда? Час или два тому назад? Сколько она уже тут сидит? А что, если сидеть придется до самой ночи? А что, если он не придет до утра? Если он вообще не придет?

Владислава никогда в жизни не оставалась одна надолго. С раннего детства рядом постоянно кто-то был — кормилица, няня, мама, отец, гувернантки, подруги в гимназии, горничные и лакеи, просто люди. А теперь — никого. И тишина. Только чьи-то негромкие голоса раздаются поблизости.