Царевна прислушалась и напоила матушку.

Настои и впрямь возымели удивительный эффект – спустя всего несколько минут после того, как мы с Федором удалились на Пожар, Мария Григорьевна смогла найти в себе силы встать на ноги, что я уже знал.

Зато мне было неведомо другое – отправилась она в царские хоромы не для того, забрать оттуда что-то позабытое при недавнем поспешном бегстве…

Оказывается, Мария Григорьевна твердо вознамерилась переселиться обратно, а так как следы погрома недельной давности оставались, она принялась энергично распоряжаться по наведению порядка.

Причем челяди, которая там хоть и имелась, но в крайне ограниченном количестве, ей не хватило, а потому были задействованы все свободные от задач ратники полка Стражи Верных.

Честно говоря, этот ее поспешный переезд мне не понравился. Уж очень от него припахивало нездоровым оптимизмом. Не иначе как вдова пришла к выводу, что теперь ее семье дали повторный шанс.

Его действительно дали, но только на то, чтоб пожить, а не на вторичное царствование. Значит, придется объяснять истинное положение вещей. Кому? Учитывая, что Федор навряд ли сможет это сделать, получалось, и тут мне.

Этого еще не хватало.

К тому же так бесцеремонно задействовать воинов для хозработ… Это ж не российская армия… В смысле она самая, но такая, какая должна быть, а не…

– Значит, сейчас они все там? – уточнил я у Христиера.

– Почти, – кивнул он. – Но все равно нехватка. Нужно еще полторы сотни, а…

– Стоп! – оборвал я его, не желая даже слушать, что конкретно велела Мария Григорьевна. – Для начала, господин подполковник, поздравляю тебя с очередной должностью и воинским званием. Отныне ты – второй воевода и полковник. Указа царевича еще нет, но завтра, думаю, уже будет.

– А как же…

– Я соответственно первый, – опередил я его вопрос. – И как первый воевода заявляю, что впредь все приказы царицы являются для тебя необязательными до тех пор, пока их не подтвердит первый воевода, то есть я, а потому полторы сотни… Кстати, чем сейчас занимаются в палатах наши ратники?

– Убираются, – скорбно доложил Зомме и принялся подробно перечислять: – Два десятка поставлены, дабы привести в порядок двери, сорванные с петель, три отряжены на мытье полов, точнее, таскают воду. Еще два метут…

Пока он перечислял, я накалялся все больше и больше. Моим людям работу дворников?! Поломоев?! А постирать ей ничего не нужно, а то они запросто?!

– Приказываю, – ледяным голосом заявил я. – Всех ратников полка Стражи Верных с работ снять, ибо они воины, а не холопы, и заниматься сей непотребщиной не должны.

– Всех?! – обомлел Зомме.

– Всех! – отчеканил я, но тут же поправился: – Хотя погоди.

Вообще-то получалось тоже не очень хорошо – какое-то вызывающе открытое неповиновение. Пришлось корректировать на ходу, дабы выглядело все не столь демонстративно.

– Два десятка, которые трудятся над петлями, пожалуй, оставь, – внес я поправку и тут же пояснил ее: – Сломанные двери очень плохи для возможной обороны царского дворца, если придется отбиваться в нем самом, а потому помочь их исправить – ратный долг. И пусть на каждой установят хорошие, добротные засовы, – припомнился мне утренний бой в хоромах Годуновых. – Вначале там, а потом и тут, на подворье. Так что немедля пошли человечка к кузнецам и закажи потребное количество. Ну и оставь также тех, кто…

Словом, полсотни осталось – мне сейчас открытая конфронтация с царицей ни к чему. Прочих же я велел снять.

– А что скажет царица?

– Напоминаю, господин полковник, – вовремя вставил я его новое звание, – что полком командуют только трое воевод…

– И царь, – быстро добавил Зомме.

– Но не царица, – парировал я.

«Кажется, с этой дамочкой придется повозиться, чтоб аккуратно поставить на свое место, – подумалось мне. – Ну ничего. Когда кончится действие настоя, она приутихнет, а новой порции ей не видать как своих ушей – уж больно бойка».

И тут со стороны мужской половины выплыла моя драгоценная ключница. Правда, ничего утешительного я от травницы не услышал – новости оказались так себе. В сознание Квентин по-прежнему не приходил, но дышит.

Если совсем кратко – пока жив. А вот будет ли жить далее, Петровна определенного ответа не дала. Судя по ее настроению – вопрос слишком спорный, чтобы можно было что-то сказать однозначно.

Зато отец Антоний после принятия ее настоя взбодрился настолько, что уже встал на ноги и собирается направиться в царские палаты к семье Годуновых, дабы принести им слово утешения и ободрения в трудный час тягостных испытаний.

«Это хорошо, – сразу прикинул я. – Лишний союзник».

В самом деле, не будет же кроткий священник наставлять моего ученика драться с Дмитрием за трон «до последнего патрона». Наоборот, скажет что-то о необходимости смирения перед божьей волей и напомнит о тяжком грехе пролития христианской крови.

Словом, скажет как надо. Как мне надо.

А вот что касается Марии Григорьевны, то тут последние медицинские новости оказались куда менее утешительными, в том смысле, что окончания действия настоя ждать мне придется долгонько, аж несколько дней.

Именно на такой срок рассчитано количество содержимого горшка с лекарством, которое моя Петровна вручила Ксении Борисовне.

Ну что ж, деваться некуда.

– И о тебе царевна Ксения Борисовна тож вопрошала, – добавила ключница. – Мол, что ты да как там князь.

– И… что же ты ей ответила? – испугался я. Все-таки, помимо того что Петровна травница, она все равно ведьма, в смысле на язык, и может ляпнуть такое…

– А что я? – хмыкнула она. – Поведала, что наш князь из таковских, за коим ни одному заморскому королевичу не угнаться, яко бы они там ни пыхтели. – И таинственно поманила меня поближе. Я склонил голову, и она заговорщически шепнула на ухо: – Сказывала передать, что ждет она тебя ныне в палатах.

Я обомлел от неожиданности.

Это что же получается – свидание назначают?!

Мне?!

Царевна?!

Сама?!

Да быть такого не может!

Я бросил беглый взгляд на Зомме, который деликатно отошел в другой угол просторной трапезной и, сосредоточенно хмуря брови, внимательно разглядывал там на поставцах вычурного вида посуду.

Пожалуй, слишком внимательно и чересчур сосредоточенно.

Ну и на том спасибо.

Затем я перевел свой обалдевший взгляд на ключницу. Не удивлюсь, если кто-то сказал бы мне потом, что мои глаза сейчас напоминают Игнашкины, поскольку ее лицо у меня почему-то стало двоиться.

А та, гордо подбоченившись, явно наслаждалась произведенным на меня впечатлением.