Олята старательно вычистил Рыжего (так он мысленно окрестил жеребчика) и только после этого вспомнил, что сам не ел со вчерашнего вечера. В доме он торопливо переоделся в чистое и сухое, Оляна поставила на стол горшок наваристых щей, и отрок набросился на еду.

– Видела коня? – спросил сестру, отложив ложку. – Мой! Воевода подарил! – добавил, уловив недоверчивый взгляд Оляны. – Мне! Мы князю службу великую сослужили, вот! Мы Городец… – Олята осекся, вспомнив строгий наказ Некраса молчать об увиденном.

Оляна продолжала пристально смотреть, и отрок догадался,

– Цел Некрас! Ждет в лесу темноты. Я ему без надобности. Прилетит, надо будет баню истопить да харч согреть…

Оляна радостно кивнула.

– Идем! – не утерпел Олята. – Покажу!

Схватив сестру за руку, он потащил ее в конюшню. Рыжий уже покончил с овсом и встретил их вопросительным фырканьем. К удивлению Оляты, сестра достала из-под передника горбушку ржаного хлеба и протянула жеребчику. Тот осторожно взял ее толстыми губами, мигом сжевал и благодарно ткнулся мордой в плечо Оляны.

«Я не догадался! – укорил себя отрок. – Даже дети знают, что кони печеный хлеб любят…»

– Рыжим его назову! – сказал Олята.

Сестра покачала головой.

– Не нравится?

Оляна кивнула.

– А как?

Оляна прижала руки к груди, затем протянула к брату, будто давая что-то.

– Дар?

Оляна радостно закивала.

– Пусть будет Дар! – согласился отрок. – Посмотри на его ноги! Какие сильные! А бабки! А шея! – Он еще долго хвалил коня сестре. Дар, будто понимая, о ком речь, перебирал ногами, фыркал и тряс головой…

Некрас прилетел затемно, усталый. В баню не пошел; наскоро перекусив, завалился спать. Олята, терпеливо дожидавшийся сотника – нельзя мыться поперед хозяина, первый жар ему, – отправился в парную один. Когда он, вволю похлестав себя веником, стал бросать раскаленные камни в деревянный цебр с водой, появилась Оляна. Быстро раздевшись, взяла мочало и стала тереть им худую спину брата. Олята блаженно сопел, затем, в свою очередь, вымыл сестру. Мочало легко скользило по гладкой белой коже отроковицы, и Олята вдруг сообразил, что за дни, что они прожили с Некрасом, сестра поправилась и округлела. Не было более выступавших ребер, спина стала ровной и гладкой. Олята отодвинул сестру и стал ее разглядывать. Оляна и в самом деле не походила более на заморыша, с которым они спали, обнявшись, прошедшей зимой. Хозяйка отвела им чуланчик, холодный и продуваемый сквозняками; там-то и две лавки поставить было негде, а зимой, чтоб не замерзнуть, только и оставалось, что согревать друг дружку. Теперь у Оляны была грудь, небольшая, но налившаяся, округлые бедра, ноги и руки, почти как у взрослой. «Замуж пора ее отдавать! – по-хозяйски решил Олята. – В веси четырнадцатилетних сватают, а нам на Покрова – пятнадцать…»

Оляна, недовольная его разглядыванием, повернулась спиной и стала обливаться теплой водой, зачерпывая ее ковшиком из цебра. «Где ж в Волчьем Логе жениха найдешь? – продолжил свои мысли Олята. – Один Некрас… Не женится он на нищенке, у него Улыба есть. Красивая и богатая: дом, два коня, корова, свиньи… Служанку держит… К тому же не годится Некрас Оляне в мужья – старый! Ему все двадцать пять, а то и тридцать…»

– Жениха хочу тебе найти! – сказал Олята вслух. – Что скажешь?

Сестра вскочила и, фыркнув, убежала.

«Чего обиделась? – удивился Олята. – Все девки замуж хотят…»

Обдавшись теплой водой, отрок вышел в предбанник. Сестры уже не было. Олята утерся рушником, оделся и прилег на лавку отдохнуть. «Наверное, Оляна подумала, что с рук сбыть хочу! – догадался отрок. – Неизвестно еще, какой муж попадется, а брата рядом не будет. Защитить некому, пожалиться – тоже…» Оляте и самому не хотелось расставаться с сестрой. У матери их было двое: тяжко родив двойню, она более не беременела, потому, в отличие от братьев и сестер из больших семей, двойняшки были неразлучны. Они не были похожи: долговязый, мосластый Олята и невысокая, ладная Оляна. У нее лицо кругленькое, миловидное, у него – длинное, как у жеребенка. Разве что конопушки у обоих одинаковые, только у Оляны они мельче и попригляднее. Волосы у Оляты темные, а у сестры светлые, с рыжинкой – но не настолько, чтоб дразнили. Коса ниже пояса – не у каждой девки увидишь. В веси на Оляну парни заглядывались, сейчас тем более должны. Только где тех парней взять? Кого дружинники Великого не посекли, того в полон угнали. Давно проданы в греки или ляхам…

«Со службой нам свезло! – подумал Олята, чувствуя, как тяжелеют веки. – Некрас только с виду строгий… Другие слугам затрещины, заушины, могут плеткой вытянуть, а Некрас хоть бы раз. И к сестре не пристает… Надо ему добре служить, собрать Оляне приданое. Тогда женихи найдутся. А я уж как-нибудь…»

Олята не заметил, как уснул. Не дождавшись брата, Оляна заглянула в предбанник, но будить не стала. Принесла набитую сеном подушку, подсунула отроку под голову. Затем сняла с гвоздя старый кожушок, укрыла. Олята сладко зевнул и вновь задышал ровно. Оляна погладила его по влажным волосам и загасила лучину…

* * *

Некрас спал до полудня следующего дня. Олята успел накормить змея (рыбу, как всегда, привезли рано утром), прибрать в конюшне, где обитал смок, и в другой, где в денниках стояли Дар и Некрасова кобылка. Коней Олята вывел на луг пастись, спутав им ноги. Но не удержался, распутал Дара, оседлал его и несколько раз проскакал вокруг луга. Жеребчик шел ходко, чувствовалось, что с удовольствием, – застоялся. Олята проскакал и на кобылке – для сравнения. Кобылка – Некрас ее никак не звал, а Олята окрестил Гнедой – бежала лениво, на ответ на понукания недовольно фыркала, и отрок с радостью заключил, что его конь лучше.

За этим занятием и застал Оляту проснувшийся Некрас.

– Чей конь? – спросил, кивая на Дара.

– Мой!

Олята честно рассказал, как достался ему жеребчик, и жалостно попросил не говорить воеводе.

– Сам увидит! – пожал плечами Некрас. – У Святояра глаз острый. Не отберет, не боись! Не такой человек… Нам второй конь надобен – не каждый раз случится, что воевода одолжит своего…

Святояр и в самом деле коня не отобрал. Он появился в Волчьем Логе спустя два дня и хмуро зыркнул на Дара, щипавшего травку неподалеку от избы. Олята, боясь гнева гостя, старался угодить ему изо всех сил: подносил вареное и печеное – Оляна постаралась! – да подливал в кубок меду. Воевода по своему обычаю за едой все выспросил у Некраса, затем достал из сумы тяжелый мешок.

– Осьмнадцать гривен! Две ранее давал!

Некрас развязал мешок, подозвал Оляту и насыпал ему в пригоршню жменю тяжелых серебряных монет. Отрок онемел от неожиданности.

– Балуешь слугу! – заворчал Святояр. – Мало того, что коня присвоил, так еще и серебра ему! За какие заслуги?

– Он разведал, что в Городце сено лежит, – спокойно ответил Некрас. – Твои люди до стен не добрели, а он внутри побывал. Убить могли! Как и тех…