— Вы что, боитесь, что дракон просунет сюда язык и попробует, каковы нынче портняжки? Спокойно. На этой неделе их уже кормили, да и костлявый вы слишком на их-то вкус. Ежели я тут, так хоть вот нашего Давина можно бояться больше, чем кая.

Когда Всадник назвал по имени элима, сидевшего от меня на расстоянии вытянутой руки, я чуть не позабыл, о чем собирался спрашивать. Нарим велел мне обратиться за помощью к некоему Давину на дороге в Валлиор. Да нет же, это совпадение. Конечно, совпадение… И тут, протянув элиму перчатку Всадника, я встретился взглядом с его спокойными светлыми глазами. Семеро богов! Он знает, кто я такой! Но размышлять об этом времени не было. Надо постараться как можно скорее, пока я еще хоть что-то соображаю, разузнать то, из-за чего я здесь оказался.

— Неужели они не волнуются из-за чужих или из-за того, что кто-то что-то не то делает? То есть мне можно кричать, выть, в колокола трезвонить?

Всадник сплюнул за порог, налил себе из бочонка еще вина и залпом осушил кубок.

— Волнуются? Они что, сенайские дамы? Драконы никогда ни из-за чего не волнуются! Вы еще скажите, что вулкан разволноваться может! Или что молния забеспокоится, или что смерч обидится! Они просто делают, что делают, и вам и таким, как вы, крупно повезло, что кое-чего они не делают без нашего с братьями разрешения! — Он снова высунулся повернуть вертел, а потом уселся, не одеваясь, на меховую постель и осушил еще один кубок.

Я едва сдерживался, чтобы не закричать на него. Я хотел спросить его, почему погибли и Каллия, и Джеральд, и Гвайтир, и Элис, и все остальные. Все было зря. Я никогда не был ближе к драконам, чем сейчас, в этой самой долине, я никогда и пальцем не трогал Всадника, если не считать бессмысленного покушения на того, который насиловал Каллию. Я никогда, ни разу не делал ничего такого, что можно было расценить как угрозу их благополучию. Никогда.

— Ага, — кивнул я. — Всадники защищают нас всех. Даже мерзкое флорианское отродье, что сидит посреди всего этого. — Я натянул башмаки, словно собираясь уходить, поднялся и махнул рукой в метель. — А как вам удается… каким образом заложники не погибают среди драконов?

Зенгал рыгнул и пожал плечами.

— Второе кольцо делаем, — объяснил он. Язык у него начал заплетаться. — Трое наших все время сидят с малявкой. Круглые сутки. Тратим время на игру в дочки-матери, чтоб ее. А в конце концов они все равно погибают. — Он взмахнул рукой с золотым кубком, и камни засверкали в пламени костра. — Но мы с этого кое-что имеем.

— Я слышал, что как-то раз заложнику удалось сбежать из лагеря, проскочить мимо драконов. Как же…

Молниеносным движением, никак не сообразным с массивной фигурой и выпитым вином, голый Всадник схватил меня за горло и прижал к стене. В сгущавшихся сумерках взметнулись искры, обжигая мне лицо и руки. В ноздри ударил густой приторный запах вина.

— Все врут! — заорал Всадник. — Врут все! Не было тогда ни каев, ни Всадников! Все улетели! Заложников сторожили простые солдаты, да им еще и приплатили за измену! И никакому проклятому певцу-горлопану не сделать так, чтобы каи выпустили пленников! Не бывает!..

— Нет-нет, конечно нет, — прохрипел я, задыхаясь. Шея под его рукой так и горела. — Конечно, я этому не верю. Так, спросил. Спросил — и все.

Элим отшатнулся к стене, нащупывая у пояса ножны с кинжалом.

Зенгал встряхнул меня, словно желая удостовериться, что я его слушаю.

— Эта тварь позорила нас, потому что отца его сжег кай. Он врал, хитрил, подмазывал кого надо, всех хотел убедить, что Двенадцать Семейств уже не так сильны, как прежде. Но мы-то его остановили, так? Проучили его, так?

— Да, — выдавил я. — Вы его проучили. Теперь он молчит.

Элим уже обнажил кинжал и готов был ударить Всадника, но спрятал клинок за спину, когда Зенгал отпустил меня и снова, пошатнувшись, потянулся к бочонку.

— Пора мне идти, — пробормотал я, стараясь унять дрожь в коленях и прижимаясь к стене, чтобы держаться подальше от Всадника. — Вы нам очень помогли, господин мой Зенгал, не хотелось бы злоупотреблять вашим временем.

Зенгал фыркнул, нетвердой походкой прошел мимо меня и плюхнулся на меховую постель. Кубок выпал из его руки, и вино быстро впиталось в дорогой ковер.

Я не был бы человеком, если бы не взглянул на голую спину пьяного Всадника, доверчиво мне подставленную, и не подумал о драконьей плети и о том, как сладко было бы отомстить. Что из того, что после этого меня ждет немедленная смерть? Но сил у меня не было, пальцы не смогли бы сжать рукоять, да это бы ничего и не изменило… ничего, кроме меня самого.

Мне вспомнился Горикс, блаженная улыбка, с которой он после целого дня истязаний бросал меня в камеру, сломленного и окровавленного. Он трогал мои раны и облизывал пальцы и губы и тихонько рычал от наслаждения, и глазки его блестели. Когда я посмотрел в зеркало в доме моего кузена, я не нашел в собственном лице ни малейшего сходства с тем, каким оно было в двадцать один год. Оттуда, где некогда был Эйдан Мак-Аллистер, любимец богов, на меня взглянули смерть и пустота. Но я знал, как выглядит зло, и смерть была куда краше. Я натянул ботинки, поплотнее завернулся в плащ и вышел в метель.

Мне хотелось спросить элима, как он оказался в Кор-Неуилл, но задерживаться в долине мне вовсе не улыбалось, а во время долгого подъема по обледенелой тропе нам было не до разговоров. Тропа к драконам специально была крутой и уступчатой, чтобы никто зря не спускался в долину. Снег налипал на камни огромными комьями, отвердевшими под ветром и грозившими вот-вот обвалиться. Туман сгустился, и надо было быть предельно внимательными, чтобы не упасть на подъеме. Нога у меня дважды срывалась, но я умудрился не потерять равновесия. Когда я заглядывал в кипящую мглу за краем утеса, в животе у меня холодело.

На особенно крутом участке элим поскользнулся. Он пытался уцепиться за обледенелые камни, но все быстрее скользил вниз, к краю скалы. Я понимал, что руками мне его не удержать и силы у меня не хватит, чтобы вытащить его наверх, и рухнул на него сверху, рассчитывая, что мой вес не даст ему сорваться, а он тем временем найдет опору. Мне удалось упереться ногами в расселину и обнять какой-то валун, так что упасть в пропасть нам больше не грозило. Ветер дул элиму в лицо, и я чувствовал, как напряжено его тело. Казалось, прошел добрый час, прежде чем он выбрался из-под меня на тропинку, но еще больше времени я вытаскивал руку, застрявшую между валуном и утесом.

Мы сидели, прижавшись спиной к скале, и ждали, когда уймется сердцебиение. Элим улыбнулся.

— Может, для драконов вы и костлявый, но по мне — в самый раз. Будь вы потяжелее — раздавили бы меня всмятку, а полегче — и мне бы конец.

Я улыбнулся в ответ, а потом кивнул на тропинку. Сидеть долго было нельзя — мы рисковали замерзнуть. Осторожно поднявшись, мы стали карабкаться дальше.

Вскоре после того, как нас миновала верная гибель, мне показалось, что мы совершенно сбились с пути. Сквозь сгустившиеся сумерки и клубящуюся метель на нас глядели какие-то странные бледные звезды. Я был уверен, что мы потеряли тропинку и я вот-вот ступлю за край утеса, и вытянул руки, чтобы нащупать спасительную скалу. Коснувшись камня и сделав еще несколько неуверенных шагов, я обнаружил, что странные звезды — это проблески факельного огня, пробивающиеся сквозь щели в ставнях штабного здания. Мы собрали все силы, сделали последний рывок и взобрались наконец на площадку.