в эпическую форму. Такова, например, поэма «Искупление» (ноябрь 1852 г.), открывающаяся историческими эпизодами из времен империи Наполеона I и включающая изображение битв и движущихся масс.

Здесь интересно отметить новую поэтическую манеру Гюго, освоенную им в процессе создания «Возмездия». Собственно живописный элемент (pittoresque), который является одной из наиболее характерных черт в поэзии романтиков, несколько отступает на задний план за счет нарастающего лиризма и усиления дидактического элемента. Вдохновленный пафосом обличения и возмездия, поэт не заботится более о яркой цветовой окраске и чувственном великолепии своих образов[46], а переходит к более сдержанным цветовым топам. В то же время его поэзия приобретает все большую одухотворенность и философичность, что наметилось уже в сборниках 30-х годов, а в «Возмездии» достигает апогея. Здесь Гюго предстает как живописец истории. Это особенно ярко проявляется в величественной композиции «Искупления», в широких и, вместе с тем, точных зарисовках, когда поэт показывает, как французы отступают по заснеженным русским равнинам, оставляя за собой горящую Москву, и как вчерашняя «великая армия» превращается в беспорядочное «стадо», у которого уже нет ни знамен, ни командиров 4 нельзя различить ни фланга, ни центра. В «Возмездии» еще более обостряется точное видение поэта, способного схватить такую характерную деталь, как фигуры дрожащих от холода гренадеров, «задумчиво шагающих 0 сосульками в посеревших усах». Но особенно динамичны и выразительны батальные сцены поэмы «Искупление»:

Сраженье разрослось, как воющее пламя,

Каре под ядрами английских батарей

Погружено в хаос. Крик гибнущих людей

С равнины несся ввысь. Кровавая равнина

Пылала словно горн, как адская пучина,

И падали в нее разбитые полки.

…………………………………………

Увы! Наполеон, за гвардией своей

Следивший пристально, увидел шквал огней,

Который на нее из пушек извергался,

И полк разгромленный в пучину погружался,

И таяли его железные полки,

Как свечи таяли. Держа в руках клинки,

Они величественно к гибели шагали.

(578–579, Перевод М. Кудинова)

Эпическая величавость и напряженный драматизм этих исторических эпизодов призваны подчеркнуть ничтожность новой империи Луи Бонапарта. За точностью и конкретной образностью картины, воссоздаваемой поэтом, явственно ощущается некий второй план, соответствующий трансцендентной идее Гюго. Она состоит в том, что событиями истории управляет божественное провидение, которое карает злодеяния. Поэт же берет на себя миссию истолкования великого нравственного урока, который из этого следует. Характерна концовка поэмы: очнувшись в Пантеоне через двенадцать лет после смерти, Наполеон только теперь постигает возмездие за узурпацию власти, совершенную им 18 брюмера. Москва, поражение при Ватерлоо, остров св. Елены — все, оказывается, было ничто по сравнению с тем позором, который ему уготовили в разбойничьей банде его племянника, разыгрывающего, опираясь на авторитет великого дяди, бесстыдный фарс новой империи. Таков нравоучительный смысл эпической сатиры Гюго.

Другое нравоучение Гюго построено уже не на историческом, а на камерном материале. В стихотворении «Воспоминание о ночи 4 декабря» поэт вводит читателя в комнату ребенка, убитого во время репрессий, учиненных Бонапартом для устрашения мирного Парижа в дни государственного переворота. Созданное в чрезвычайно простой, безыскусной манере, с использованием реалистических деталей (шкаф из орехового дерева, стоящий в комнате старушки — бабушки убитого, беспомощно повисшие руки мальчика и деревянный волчок в его кармане), это стихотворение является одним из самых волнующих в сборнике «Возмездие», в котором авторские эмоции выражены через объективные факты. Только саркастическая концовка «Воспоминания» возвращает нас к глубоко личной яростной интонации поэта, объясняющего подлинную причину трагедии:

Так, матушка, у нас в политике ведется.

Ведь этот Бонапарт — он вправду так зовется —

Деньгами небогат, но принц, и потому

Жить хочет во дворце, и золото ему

Потребно на пиры, на карты, на забавы.

Хотел бы он прослыть спасителем державы,

Хранящим честь семьи, и церковь, и закон.

…………………………………………

И вот поэтому праматери седые

Рукой трясущейся и сморщенной, как трут,

Внучатам маленьким могильный саван шьют.

(12, 59, Перевод Е. Полонской)

Клеймо позора, которым Гюго отметил империю Наполеона Малого, отнюдь не исчерпывает существо включенных в этот сборник поэтических произведений.

Главная особенность «Возмездия» в том, что политическая карикатура самым тесным образом переплетается здесь с прозрением и оптимистической концепцией исторического процесса. Если провести аналогию с живописью, можно было бы сказать, что в «Возмездии» карикатура Домье сочетается с революционно-романтическим пафосом Делакруа.

Политические взгляды Гюго приходят в это время, в полное единство с его философско-религиозной концепцией мира. Он не придерживался официальной религии и решительно отказывался от католических догм, навлекая на себя негодование и яростные преследования клерикалов. Бог — для него лишь символ того благого начала, которое через испытания, катастрофы и революции ведет человечество по пути прогресса. Поэт глубоко ощущает драматизм развития истории, движущейся в условиях постоянного сопротивления власть имущих. Но он никогда не теряет уверенности в преодолении зла и конечном торжестве добра. Это, несомненно, идеалистическое, но в то же время динамичное и революционное мировоззрение пронизывает собой все его творчество второго периода. Как бы ни была страшна и отвратительна картина действительности, воссоздаваемая сатирическим пером поэта, он всегда стремится подняться над настоящим, чтобы прозреть историческое движение к идеалу, чтобы пророчествовать о грядущем, которое покончит с позором и болью сегодняшнего дня. С этой философией истории, с теорией прогресса и вечной борьбы злого и доброго начал и связана самым тесным образом вся система- художественных средств Гюго этого периода; отсюда и введение символики, о которой говорилось выше, и известная склонность поэта к мифотворчеству, порой прямое воплощение в художественных образах его провиденциальной философии.

Так, сатирическая поэма «Сдается на ночь» заканчивается знаменательными словами о том, что пока императорская банда «гуляет» с невероятным шумом, где-то ночной тропой уже «спешит божий посланец — будущее». Это будущее аллегорически воплощается в космических поэмах «Возмездия» то в «возвышенную идею», которая осветит завтрашний день («Luna», июль 1853 г.), то в ясную, предутреннюю звезду, которая, по мысли Гюго, предвещает близкое освобождение от тирании, ибо за ней стоит «свободы ясный лик, великий гений света» («Stella», август 1853 г.).

Символика, стоящая за конкретно-образным строем поэзии Гюго, особенно ощутима в этих космических поэмах «Возмездия», где из всей цветовой палитры сохраняются только два цвета — белый и черный (что соответствует концепции автора о постоянном контрасте