Лебёф осознавал безотлагательность подобных мер ничуть не хуже чем фон Мольтке. 9 июля был издан приказ для отзыва войск из Алжира, и 11 июля Лебёф приступил к проверке принятых мобилизационных мер. Два дня спустя он умолял Совет министров объявить мобилизацию – так же, как Мольтке и Роон вынуждены были умолять своего суверена 15 июля и, как мы убедились, даже угрожали отставкой в случае отказа. Вечером 14 июля, на день раньше немцев, приказ наконец был издан.

Результат был прискорбным. Планы военного министерства включали переброску большого количества личного состава во всех направлениях по железным дорогам, по сути не подчинявшимся военным. Полкам предстояло покинуть места расквартирования и направиться в районы сосредоточения, резервистам – покинуть местожительство и следовать на полковые сборные пункты, а оттуда – в полки, а войсковой подвоз осуществлялся из центральных складов по сборным пунктам и полкам. Например, были полки, сборные пункты которых располагались в Лионе, а сам полк дислоцировался в Дюнкерке, другой, тоже дислоцированный в Лионе, имел свой сборный пункт в Сен-Мало. Резервисты, которым предстояло вступить в полк зуавов, должны были прибыть на сборный пункт в Оране, а уже потом следовать в свой полк в Эльзасе. Неудивительно, что группа резервистов, выехавшая из Лилля 18 июля на сборный пункт 53-го полка в Гапе, так и не явилась в свой полк: упомянутая группа подверглась нападению пруссаков у Седана, то есть еще по пути в часть, и в конце концов их включили в состав Луарской армии. Как только резервисты достигали своего сборного пункта, их распределяли по батальонам группами по 100 человек, но сомнительно, что их успевали нормально вооружить и снабдить всем необходимым, поскольку дезорганизация на центральных складах и на железных дорогах обуславливала постоянные задержки с доставкой вооружений на полковые сборные пункты; командиры упомянутых сборных пунктов буквально разрывались между доукомплектованием регулярных батальонов и естественным стремлением дать добро на отправку их только при поступлении вооружений и по работавшим без сбоев железным дорогам. В результате к 6 августа, то есть на 23-й день мобилизации, лишь около половины резервистов добрались до своих полков, и многие из них остались без самого необходимого на войне – без пайка, без оружия и даже без обмундирования. Остальные, если они покидали сборные пункты, застревали по пути следования из-за перебоев в работе железных дорог, коротая время в пьянстве, выклянчивании еды у местного населения и налетах на армейские склады.

Что касалось мобильной гвардии, ее существование в основном ограничивалось бумагой. В теории существовало 250 пехотных батальонов и 125 артиллерийских батарей, но на практике кадров и вооружений набиралось лишь на малую часть из приведенных цифр, и изданные 17–18 июля приказы приступить к формированию полков, бригад и дивизий явились всего-навсего стремлением выдать желаемое за действительное. Призванные на службу не получили ничего – ни расквартирования, ни обмундирования, ни вооружения. В лучшем случае они могли получить кепи и блузы, и в Париж от военных властей со всех концов Франции летели отчаянные телеграммы, содержавшие один и тот же вопрос – как быть с ордами рассерженных и агрессивных молодых людей, вдруг свалившихся на голову командующих с требованиями разместить, вооружить, обмундировать и накормить их. Господствовало почти единодушное мнение, что служащих в мобильной гвардии, происходивших из местных жителей, надлежит отправлять как можно дальше от родных мест, распределять их в других частях страны, где они служили бы в условиях более крепкой дисциплины и где легче было подыскать им занятие. Интендантская служба, и так изнуряемая бесконечными требованиями со стороны войск, утверждала, что, мол, вопрос о вооружении мобильной гвардии не в их компетенции, а поскольку иного источника поставок вооружений кроме интендантской службы не существовало, призыв мобильной гвардии с 4 августа был и вовсе приостановлен. Полки из Парижа, которые были уже организованы, послали в лагерь в Шалоне, где Канробер собирал 6-й корпус, и маршал, убедившись, что даже его личное обаяние не в силах побороть их разнузданную недисциплинированность, настойчиво потребовал отправки их в гарнизоны крепостей – пусть, дескать, вкусят прелестей гарнизонной службы. Но командующие крепостями наотрез отказывались от такого пополнения, таким образом, они так и оставались в Шалоне, пока Трошю 17 августа не забрал их с собой в Париж.

Все это создавало невероятную напряженность на железнодорожном транспорте. Более того, поскольку о рекомендациях комиссии Ниеля позабыли, приказы отдавались наугад чиновниками как квалифицированными, так и совершенно неподготовленными, в зависимости от ситуации. Переброска частей осложнялась отсутствием у личного состава необходимой подготовки, его недисциплинированностью и – в особенности это касалось частей, выезжавших из Парижа, – пьянством и асоциальным поведением в пути следования, а еще и тем, что полковых офицеров интересовало одно: как можно скорее бросить личный состав в бой, а все остальное командиров просто не волновало. Самой основной причиной задержек было то же самое, что так досаждало пруссакам в 1866 году и даже давало о себе знать и в 1870 году: дороги, забитые груженым транспортом, посланным по маршруту без согласования возможностей для его разгрузки в пункте назначения. Даже там, где разгрузка была возможна – как, например, в Меце, – транспортные средства все же не разгружались по причине неизвестности пункта назначения. Это вызывало путаницу, когда все элементы организации присутствуют: подвижной состав в достаточном количестве, склады в достаточном количестве, пространство для разгрузки тоже в достаточном количестве – и все же вся структура забита неразгруженными транспортными средствами, доставляющими все, что позарез необходимо на том или ином участке, как необходимы и порожние транспортные средства для последующих загрузок. Пруссаки столкнулись с этой проблемой, однако окончательно ее так и не решили. Что же касается французов, те осознали наличие этой проблемы с большим запозданием.

Таким образом, план, ошибочный уже с самого начала, продолжал громоздить сбои, и сосредоточившиеся вокруг Меца и Страсбурга войска испытывали острую нехватку не только личного состава, но и страдали от отсутствия войскового подвоза. Проблема заключалась не в отсутствии резервов, а в принятых для их распределения мерах. В отчете Лебёфа от 8 июля приведены отдельные причины. Сложности заключались в отсутствии необходимого транспорта и организации интендантской службы. Не хватало лошадей, да и вообще транспортных средств. Значительная часть транспортных средств оказалась непригодной для перевозок, и командующим корпусами приходилось довольствоваться закупками самого необходимого на местах. Медицинские склады разместили в централизованном порядке в Hotel des Invalides, и уже вскоре после начала кампании удалось организовать для фронтовых частей кареты скорой помощи. Снаряжение для палаточных лагерей ограничивалось крохотными палатками, рассчитанными на двоих, но и их не хватало. Не хватало полевых кухонь, посуды. Отсутствовали финансовые средства для выплаты жалованья. Не хватало топографических карт, за исключением карт Германии и крупномасштабных карт-схем. «Все дороги ведут к Рейну», – как отшучивались оптимисты. Приходилось заимствовать карты в близлежащих школах и гражданских государственных учреждениях. Короче говоря, интендантская служба расписалась в своей полнейшей несостоятельности.