Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На двоих, – ответил, – но квартира.
– Но у них тоже – жены, дети, работа!..
– За любопытство надо платить. – Очкарик мгновенно превратился в жесткого и холодного чиновника.
– Они могли бы работать со мной… – все еще не сдавался Легат.
– Пока не могли бы, – отрезал Очкарик.
– Контора берет заложников?
– Хотите – пусть так. Мне вообще-то плевать на формулировки. Тем более что Контора – во все времена и во всех видах ее существования – никогда не брезговала заложниками. В разных, скажем так, формах… Просто время на дворе – мирное и незлое. Ничего с вашими друзьями не станется. Вернетесь сюда со щитом – они будут доставлены в их время в целости и сохранности.
– И с подпиской о неразглашении? – не сдержался Легат.
– Не без того, не без того… – засмеялся Очкарик. – Принцип старый, как мир: доверяй, но проверяй. Да и кто поверит им или вам, если вы попробуете кому-то в вашем времени всерьез рассказать о нашем соглашении? Фантастика, верно? Так что не беспокойтесь об этом. Беспокойтесь о деле, которое вам будет поручено.
Приехали!
Вопрос, правда, остался прежним: на кой ляд им агент Конторы в Завтра? Даже в после-после-после-Завтра? Пусть даже легальный. Очкарик толком ничего не объяснил… У них и сегодня для своих шпионов дел невпроворот. Запад строит козни. Восток строит куры. Юг строит планы для переворотов и партизанских войн. Один Север ничего не строит, потому что холодно… И зачем шпионить в Будущем? Да еще в сговоре с очень будущей властью? Или им нужна информация о том, что случится, чтоб, значит, заранее предотвратить? Например, Переделку. Убить Пятнистого, например. На кой хрен? Пресловутый «эффект бабочки» из рассказа Большого Фантаста, которую в Прошлом нечаянно раздавили и в Будущем все на фиг поменялось?..
Почему бы, наконец, всем этим любителям менять детали в паровозе Истории не понять, что единица как раз – вздор, что личность в Истории случайна, а ход Истории неизбежен и от конкретной личности не зависит, не одна личность будет, так другая, не Передельщик, к примеру, так ка кой-нибудь Перебежчик…
Оба-на! Как славно и вовремя термин выскочил – Перебежчик! Это ж прямо про него, про Легата. Это он перебежал через сорок лет – в прошлое. А теперь его готовят к прыжку назад – в будущее. Помнится, какой-то фантастический фильм так назывался…
А у нас – никакой фантастики, тем более – научной! У нас – ворота с орлом и Харон с моторкой. Рутина.
– А что за ситуация с Гумбольдтом? – Легат позволил себе полюбопытствовать.
– Он хорошо работал, но полагаем, что он устал.
– Так помогите ему отдохнуть.
И снова Очкарик рассмеялся. Смеялся он и впрямь странновато: как будто стесняясь. Пальцами рот прикрывал. Хотя скрывать было нечего: все зубы целы и, не исключено, здоровы. Спецполиклиника, спецраспределитель, спецмашина, спецдача, спецжизнь.
– Вряд ли он согласится на нашу помощь. Он – человек гордый. Да и наша помощь, как я знаю, ему не нужна. Ему очень хочется, чтоб нас вообще не существовало. Увы ему, это – фантастика. Мы есть. Но мы и вправду поможем ему тем, что освободим его от теперь уже ваших обязанностей. И бегать от нас в будущее ему не придется. Полагаю, он будет рад.
– А как он пробегает мимо Харона?
Очкарик недоуменно взглянул на Полковника.
Тот мгновенно напомнил:
– Харон – это лодочник, начальник пристани напротив Парка. Ну, там, где…
– Я помню, спасибо, – кивнул Очкарик. – Это хороший вопрос, Легат. Но не ко мне. Вот к товарищу Полковнику – в самый раз. И я его о том все время спрашиваю, а ответа все нет и нет.
Полковник сидел молча, скулы ходили. Но не оправдывался. Выходит, он виноват.
– Видите, нет ответа, – сыграл грусть Очкарик. – Нас уже двое недоумевающих. Не многовато ли, товарищ Полковник?
– Только вчера пришло оборудование. Спецзаказ все же. Монтаж уже идет, товарищ Председатель. Докладывают, что это недолго. К утру закончат.
– Ай-яй-яй, – буднично сказал Очкарик, – а как же господин Легат домой вернется? Вы уж его пропустите, он теперь у нас вольный человек. И объясните ему, что и как. А то ж его всякий раз ваши люди хватать будут и – в застенок.
Забавное чувство юмора, подумал Легат, но не осудил. Чувство юмора может быть любым – лишь бы имелось.
Очкарик встал.
И Легат встал. И Полковник тоже.
– Жду вас здесь максимум через три дня. Лучше раньше. И с решением наших коллег о новом посреднике. Так я понимаю, что вы покидаете нас сегодня?
Легат кивнул: мол, и рад бы, но…
Очкарик протянул руку:
– Успеха. Мы, как говорится, за ценой не постоим.
Легат руку пожал, поклонился учтиво, пошел к двери вслед за полковником. У двери обернулся. Очкарик стоял уже у своего стола и смотрел в окно.
– Любопытно, за сколько ж это я продался?.. – сам себя спросил Легат.
И вышел в приемную вслед за Полковником.
Обратно шли молча. Легату, если честно, хотелось засыпать полковника вопросами, но Полковник был почему-то мрачен, даже из вежливости и гостеприимства не прокомментировал – хоть как-то! – государственной важности спецзадание Легата. Обет молчания…
Пришли в так называемую комнату отдыха, где два замечательных спутника Легата плюс два не менее замечательных офицера Службы молчаливо, но азартно резались в преферанс. Молчаливо – потому что скудный набор реплик, выловленных Легатом и Полковником, состоял из терминов типа «пас», «вист», «рука», «мизер» и уж совсем непонятно как относящееся к картам: «падаю стремительным домкратом»…
Это Диггер сообщил коллегам по игре. И тут же его падение было прервано Полковником, негромко сказавшим:
– Всем встать! Смирно!
Ах, это восхитительное чувство команды!
Все, естественно, вскочили, вытянулись, особенно ладно это вышло у офицеров, а вот штатский разгильдяй Диггер даже карт из руки не выпустил. С ними и стоял. Вальяжно и нагло.
– Седьмой и десятый – двое суток без права выхода из здания. Нале-во! Пошли отсюда… – последние непроизнесенные два слова – от сердца, а не по уставу.
Офицеры немедленно исчезли, а полковник сел за стол, не приглашая, впрочем, Легата, налил себе в чистый стакан минералки под неумирающим, по-южному тягучим брендом, выпил залпом и сказал:
– Всем сесть. Даю установку.
Все сели. Даже наглый Диггер сел и аккуратно так уложил свои карты рубашками вверх – на всякий пожарный: вдруг да и удастся закончить партию. А и то: офицерам, партнерам по преферансу, из здания выходить не велено, а про передвижения внутри оного – ни слова.