– Ну!

Аллан, крепко выдохнув, опрокинул стакан и закашлялся, жмуря слезящиеся глаза. Конопатенький Яан попытался повторить, не сумел, поперхнулся первым глотком, втянув воздух, и все же дохлебал до дна.

– От-так! — подтвердил хозяин, закусывая ломтиком лимона. — За нее, за родную, и пусть ей будет хорошо там, где нас нет.

Выплюнул в пепельницу изжеванную желтую корочку и всем телом, словно волк, развернулся к гостям.

– Спрашивай. Тебя не знаю. Альке — верю. — Зло усмехнулся. — А можешь и не спрашивать. Сам знаю, что хочешь знать. Все вы об одном и талдычите: где документы, да были ли документы, да девять ли папок было или больше? Что, не угадал? То-то…

Не глядя, разлил коньяк — себе до краев, молодым — на полстакана, строго поровну.

– Отвечаю: были бумажки. И дискетки были. А теперь — нет их. Совсем нет, ни одной. А сколько их, папок, было, так это уже и не важно, раз ничего нет.

Выпил залпом. Присел. Снова встал.

– Я — сука, Алька, ссучился я, ясно тебе, пацан? Я ж полжизни положил на эти папки, а меня свои же — вот так, как кутенка. Давай, инспектор, оригиналы, это приказ… и, понимаешь, как назло, пожар в кабинете. Сейф сгорел, смекаете, вы, соплячье, сейф! А он не-сго-ра-емый, бля! С гарантией… И самое хреновое знаете что, пацаны? А то самое хреновое, что никто из начальничков не купленный, ну ни один…

Глаза Рамоса дико поблескивали во тьме.

– Если бы их купили, Господи, если бы купили! А им же просто пле-вать на все… Пейте!

И снова наполнил опустевшую тару.

– А меня сюда вот, до выяснения, понимаешь. Бери, говорят, отпуск за все годы, что не брал, — и в дом отдыха…

Он пошевелил губами.

– За все годы, это, выходит, восемь месяцев, так? А потом в отдел кадров, переводом. Меня, Рамоса! Ну и пусть… Что мне, больше всех надо, что ли? Сука поганая, зато живой…

Громадная ладонь молниеносно рванулась вперед и сгребла оторопевшего репортера за воротник.

– Ну да, хочу жить! На те верха, где Пак летает, мне не забраться. Себе дороже…

Встряхнул тряпично обвисшего над полом конопатого.

– Понял? Так и пиши: нет никаких документов, по злобе Рамос-де все накаркал, сейф пустой был и сгорел случайно, а господину Паку с адвокатами его не забудь передать икср… пардон, искреннюю благодарность, что не погубили, вошли в положение…

Разжал пальцы.

– Вот так, салаги.

Судорожно хватая ртом воздух, Яан растирал шею, и глаза его были круглы, как монеты. А губы Холмса тряслись, кривились, изгибались, словно у смертельно обиженного, готового заплакать навзрыд ребенка…

Впрочем, Рамоса это, кажется, мало волновало.

Пытаясь не шататься, он прошел к противоположной стереовизору стене, украшенной рядом старомодных необъемных фотографий в темных рамках.

– А теперь так. Смотрите сюда, пацаны.

Толстый палец нежно коснулся первой карточки слева.

– Рамос Дьюла, комиссар «Мегапола». Двадцать лет назад пропал без вести на Пандионе. Расследовал дело о переброске наркоты правительственной почтой. Оставил жену и троих сыновей. Вина господина Пак Сун Вона не доказана.

Оскалился.

– Понимаете? Нет тела — нет дела…

Тяжеловесный, еще крупнее Арпада, усач неулыбчиво глядел со старого снимка. Рядом, в такой же рамке — очень похожий на него, только потоньше в кости, с живыми, немного лукавыми глазами.

– Рамос Шандор, ревизор Финансового Контроля. Восемь лет назад найден с пулей в затылке у канала Пинто, Валькирия. Занимался делом о фальшивых авизо Госбанка. Ребят Пак Сун Вона даже не вызывали на допрос.

Набирая силу, голос Рамоса становился все чеканнее, и в глазах уже не было хмельной мути.

– Рамос Эйген, стажер охранного департамента Контрольной Службы ДКГ. Взорвался в космокатере семь лет назад, сопровождая комиссию по проверке рудничных концессий на Дархае. Как доказано позже, господин Пак Сун Вон никакого отношения к Дархаю не имеет. А вот это… — громыхание меди стихло почти до шепота, — честь имею, Рамос Арпад, ваш покорный слуга! Ныне милостью господина Пака нахожусь на излечении.

Неузнаваемо юный, худенький и почти безусый, инспектор застыл на фото с катаной[3]в руках, в боевой стойке — колено выдвинуто вперед, локти приподняты; он явно атакует, и парень постарше, плосколицый и раскосый, с неожиданно белокурым ежиком, наползающим на лоб, откинулся почти под прямым углом, с видимым усилием парируя удар.

– А это мы все еще живые.

Последняя карточка — крупнее остальных — групповая: вислоусый здоровяк, улыбаясь, сгреб в охапку трех мальчишек, мал мала меньше; он подмигивает фотографу, а на лице миниатюрной женщины, положившей руки на широченные плечи усача, играет счастливая улыбка…

– Алька, налей!

Холмс медлил, морщась с нескрываемым презрением. Но Яан, что-то, видимо, сообразивший, проворно метнулся к столику и торопливо поднес хозяину на две трети полный стакан, и Аллан, проследив за тем, как Рамос медленно, глоток за глотком пьет, внезапно впился зубами в кулак, совсем по-детски, а брезгливая гримаса исчезла, словно и не было ее.

– А ты, пацан, ничего… — Арпад аккуратно отставил стакан на полочку и подмигнул. — Сечешь!

И продолжил, словно по писаному:

– Был у меня в юности приятель, можно сказать, друг, вернее, Эйгена дружок, но и мой тоже. Так вот, Улингер меня учил: когда нельзя наступать, побеждай, отступая. Смекаете, пацаны?..

Фыркнул, пряча в усах кривую полуухмылку.

– Так что ты, писатель, пиши, всю правду пиши, пусть люди знают: сгорели оригиналы! Понимаешь, сго-ре-ли!!! Или, еще лучше, вовсе их не было! А Рамос спивается, бля! Усек?..

Пошатнулся. Шагнул к креслу и почти упал. И Аллан Холмс проводил его счастливым, обожающим взглядом.

Теперь хозяин был действительно пьян, и что удивляться, если бутыль «Метаксы» стояла на полу почти пустая?

– Все, салаги, идите… спать буду. Ты, Алька, потом ко мне загляни… разговор есть… И запомни!

Уже полузакрыв глаза, он внушительно приподнял указательный палец и еле слышно, сквозь зевок, прошептал:

– Всех их не перебьешь, вот в чем штука… Наставника мы сделаем, бля буду… ты его не бойся… ты Аттилио бойся… Атти — мужик… сука, конечно, но — мужик… с ним работать можно…

Всхрапнул.

– …свяжись с ним, ежели со мной что случится…

Голова Рамоса безвольно упала на плечо.

– Алек, я пойду?

– Тссс…

Стараясь не шуметь, юноши выбрались в коридор.