Старик продолжал петь, и Корбетта вдруг охватило некое умиротворение. Морщинистое лицо старика как будто разгладилось, взгляд стал тверже, глаза просияли синевой — старик впал в подобие транса. Корбетт отвел глаза и огляделся; комната стала просторней; он обернулся и увидел, что Томас улыбается ему словно сквозь дымку.

— Посмотри в эту чашу, Хью, увидь то, что хочешь!

Корбетт, склонившись, заглянул в воду. И в ней проступили черты, четкие и словно живые — милое круглое личико давно умершей жены. Он потянулся, желая коснуться ее, но кто-то схватил его за руку. Потом появился его ребенок, потом другие, давно умершие. Элис — черные волосы, обрамляющие прекрасное лицо; и череда других обликов — все четко и ярко, как во плоти. Корбетт забыл о людях, окружавших его, с таким вниманием он вглядывался в воду.

— Его величество король, — пробормотал он. — Кингорн!

Вода очистилась, и появился другой образ — лошадь и всадник, медленно падающий с края утеса. Лошадь белая, всадник в плаще, и его рыжие волосы струились на темном фоне, пока он падал, раскрыв рот и устремив глаза в темную бездну.

Корбетт почувствовал горечь во рту и попытался вернуться обратно, в себя, внести порядок в окружающий его хаос. Он поднял глаза; морщинистое лицо старика исчезло, напротив него сидел человек молодой и остроглазый, длинные черные волосы ниспадали ему на плечи. Корбетт вгляделся.

— Кто ты? — спросил он.

— Мое имя — Тьма, — ответил тот голосом низким, приятным и словами совершенно внятными.

Корбетт посмотрел ему в глаза и ощутил присутствие некоего зла; что бы ни говорил Томас, в них чувствовалась какая-то враждебность. Эти маленькие смуглые люди были не просто дикарями, в них таилось нечто древнее, изначальное и недоброе. Корбетт вновь попытался прийти в себя. Логика. Здравый смысл. Здесь они необходимы. Мое поручение, нетерпеливо подумал он, Бернелл ждет. Есть загадка, но разгадки нет. Он подумал о Цицероне.

— Cui bono? — спросил он. — Кому выгодна смерть короля?

— Посмотри в чашу, чиновник. — Голос стал глубже и резче, как будто говорящий почувствовал внутреннюю борьбу Корбетта.

Корбетт снова посмотрел в прозрачную воду. Появилось какое-то существо, лев, красный и огромный, скачущий по узким извилистым улицам Эдинбурга, шлепающий по рекам крови, изливающимся из замка. Лев обернулся, челюсти у него были в слюне, в глазах пылала ярость, и Корбетт вздрогнул, ибо зверь пошел прямо на него, припав брюхом к земле, вертя хвостом; вот он напряг задние лапы — и вот прыгнул. Корбетт отпрянул и попытался вскочить, черепа на перекрестьях балок открыли рты и разразились хохотом. Он увидел де Краона, сидящего в грязной жалкой пивной. Аарон, человек Бенстеда, вперял в него яростный взгляд из толпы гостей в замке, а Бенстед смотрел на того с упреком. Корбетт понял, что должен уйти, но комната закружилась перед его глазами, и он с облегчением рухнул в сгустившуюся тьму.

Очнулся он на траве под открытым небом. Он заморгал и потянулся, чувствуя себя довольным и умиротворенным после хорошего ночного сна, хотя во рту ощущался горьковатый привкус. Он вспомнил хижину, чашу с водой и ужасающие виденья ночи. Он сел и огляделся — он лежит на просторном лугу, лошади стреножены, Томас сидит и с задумчивым видом смотрит на него, зажав в зубах травинку. Обернувшись, Корбетт увидел опушку леса.

— Как вы себя чувствуете, Хью? — спросил Томас.

Корбетт кивнул в ответ.

— Но где мы? Деревня! Лес! Где мы? — в замешательстве спросил он.

— Мы уехали оттуда, — сказал Томас. — А то было вчера. Вы проспали всю ночь. Утром я посадил вас на лошадь, и мы уехали.

Корбетт снова кивнул, встал, отошел в сторону по малой нужде, потом направился к соседнему ручью вымыть руки и ополоснуть лицо холодной чистой водой. Они оседлали лошадей, поели плоских безвкусных лепешек, прихваченных Томасом из лесу, и двинулись в обратный путь. Корбетт, вспоминая все, виденное ночью, держался с Томасом настороженно: то зло, которое он ощутил в хижине, надлежит воспринимать серьезно. Что же он узнал? — спросил он самого себя. Было что-то — мелкое, но важное. Он понял, что красный лев представляет дом Брюса. Но кровь? Был ли Брюс цареубийцей? Он ли убил Александра, чтобы заполучить его трон? Корбетт повернулся к молчащему Томасу.

— Вы видели льва? — спросил он.

Поэт кивнул.

— Видел, — ответил он, — и потоки крови. — Он бросил резкий взгляд на Корбетта. — Это не означает, что Брюс — убийца, — продолжал Томас. — Вы видели то, что будет, а не то, что было. После того как вы потеряли сознание, я видел и другое.

— Другое?

Поэт закрыл глаза и проговорил:

Сын Брюсов от Каррика — он

Взойдет на шотландский трон,

Красный Лев будет им рожден.

Лев низвергнет врага

Через двадцать без трех лет,

И кровью Англии Бэннок-река

Окрасилась в красный цвет.

— И что же это означает? — ехидно поинтересовался Корбетт.

Томас улыбнулся.

— Я не знаю, но Красный Лев — это не лорд Брюс и не его сын, граф Каррик. На самом деле речь идет о сыне Каррика, внуке Брюса, двенадцатилетнем мальчике. — Том фыркнул, словно хотел сказать: думайте об этом, что хотите.

Они продолжали свое путешествие, перебрасываясь редкими фразами, словно каждый сознавал отчуждение, возникшее между ними. Заночевали в Мелроузе и прибыли в Эрлстон на другое утро. Корбетт обрадовался, увидев Ранульфа, которому уже надоели простые радости сельской жизни и который так же сильно, как и его господин, желал убраться отсюда. Корбетт любезно поблагодарил хозяев и, деликатно отклонив их приглашение погостить, настоял на немедленном отъезде. Они уехали в тот же день, Корбетт был неспокоен, ему не терпелось вернуться в Эдинбург. Он узнал нечто важное, хотя никак не мог сформулировать — что же именно. Загадка с предсказаниями была разгадана, хотя такой разгадки он вряд ли ожидал. Корбетт со спутниками добрался до Эдинбурга в разгар внезапно налетевшей летней грозы и ливня, под которым все они промокли до нитки. Ранульф был угрюм и недоволен гонкой, которую вновь устроил Корбетт, — тоже мне удовольствие, ехать и стенать о ноющей спине и отбитой о седло заднице. А брат послушник все принял со смирением, утешив себя кратким замечанием, что душа его, задолжавшая Господу, теперь вернула долг и избавилась от тысячи лет пребывания в чистилище.

Все они обрадовались, въехав в большие ворота аббатства Святого Креста, но Корбетт сразу почуял что-то неладное. Вышел конюх, чтобы принять у них лошадей, но, увидев Корбетта, сразу же убежал, оставив всех троих мокнуть под дождем. Он вернулся с приором и молодым рыжеволосым человеком в полудоспехе. Длинное лицо приора было бледно от волнения. Он кивнул Ранульфу и брату послушнику, а потом обратился к Корбетту.

— Мне очень жаль, Хью, — сказал он полушепотом, — ваш слуга может остаться у нас, но вам придется поехать с этим рыцарем. — Он указал на своего спутника. — Это сэр Джеймс Селькирк. Он у нас со вчерашнего дня. Он прибыл от епископа Уишарта с приказом задержать вас.