Определенного плана у Женьки не было. Было лишь желание, острое, жгучее, неотвязное – сделать больно ненавистной бывшей подруге.

Ведь она – предательница. Подлая, неблагодарная тварь. Она ведь лучше всех знала, как сильно и беззаветно Женька любит Гольца. Сколько раз она рыдала у нее на плече из-за Славки, даже говорила ей, что умереть хочет. Правда, тогда они едва не поссорились. Потому что вместо сочувствия Танька усмехнулась и пренебрежительно спросила:

– Умереть? Из-за такой фигни?

Женька до сих пор помнила ту обиду.

– А, по-твоему, только тебе может быть по-настоящему плохо, так плохо, что жить не хочется? Только твои страдания серьезные? Я тебе вообще-то всегда искренне сочувствовала, а не высмеивала твои несчастья, не говорила, что они – ерунда и мелочь.

Танька тогда сразу пошла на попятную, извинилась.

Женька простила, конечно. Поверила, что та случайно ляпнула, ну не подумала, бывает. Но на самом деле – в этом вся Танька и была. Плевать ей на других, даже на тех, кого звала другом. Не умеет она дружить, раз так легко предала. Ещё и врала, выкручивалась, будто все дураки и ничего не понимают.

И что ещё обидно – это ведь она, Женька, ей всячески помогала. Она стала дружить с Ларионовой, когда все остальные воротили от нее носы в прямом и переносном смысле.

Когда Женька первый раз позвала её гулять вместе со всеми, Ленка Баранова, да и другие кривились, что Ларионова выглядит как нищенка. Мол, стыдно с такой, как она, куда-то идти. Ведь это Женька за нее тогда вступилась, рассказала всем девочкам, какая Таня хорошая. И её приняли. Стали общаться с ней на равных, приглашать на дни рождения, не обращать внимания на её убожеский вид. И это всё только благодаря Женьке! Иначе Ларионова так и была бы отщепенцем и изгоем.

А как она её поддерживала, когда Игорь Лабунец вместе с другими ашками устроил ей травлю! Высмеивал её, оскорблял, распускал сплетни… Женька даже ему как-то высказала, какой он придурок и козел.

И в её стычках с физруком была всегда на стороне подруги.

А ещё отдала ей кое-какие свои вещи, просто так, в подарок, по доброте души. А теперь эта наглая, подлая сучка ей в эту душу плюнула, забыв про всё хорошее, что Женька для нее сделала. Вместо благодарности воткнула нож в спину. Ударила по самому больному.

А Женька ещё, как дура, прорыдав весь день (тот самый, когда вскрылось, что Танька со Славой мутит за её спиной), потащилась к ней мириться. Думала: может, и правда Ларионова не виновата? Может, Славка к ней подкатил, но получил отказ? И зря она тогда так на нее ругалась? Извиниться хотела...

Ларионовой дома не оказалось, и телефон был недоступен. И Женька поджидала её чуть поодаль, на детской площадке. Она и сама не знала, почему не пошла тут же домой? Зачем торчала как дура почти целый час. Пока не увидела их вдвоем...

Они не просто шли вместе, они держались за руки. И в подъезд зашли оба...

Глотая слезы, Женька помчалась домой. Полночи ревела, только под утро успокоилась. Что ж, сказала она себе, раз Танька не оценила её дружбу и хорошее отношение, пусть оценит её ненависть. Потому что предателей не прощают и потому что за всё надо платить.

Первым делом Женька решила поссорить её со всем классом. Это справедливо – раз она её свела с ними, значит, она и разведет. Пусть все думают, что она их поливает за глаза.

Скрины состряпать было несложно. Только бы все поверили. Но тут на руку сыграл вернувшийся недавно папаша Ларионовой. Его безобразный концерт в супермаркете наблюдали десятки покупателей, брезгливо кривясь и обходя по дуге.

Женька сначала не поняла, кто он. На фотках, что показывала ей Таня, он выглядел абсолютно иначе. Но какие-то бабки, глядя на него, переговаривались, мол, Сережка Ларионов вернулся из тюрьмы, совсем опустился, бедная Таня… и всё в таком духе.

Женька случайно услышала их причитания, и всё стало ясно, как день. Вот оно уязвимое место Ларионовой. Завтра же все узнают о её вранье, а заодно она разошлет и "переписку". Даже если она будет отрицать – кто поверит ей, лгавшей всем несколько лет?

Было, конечно, на душе немного гадко. В голову лезли ее рассказы про погибшую сестру, про мать, но Женька решила быть твердой.

Доброй она уже была – и вот что из этого вышло. Об нее практически вытерли ноги.

Да и мама всегда ей твердит: «Будь стервой, мужики любят стерв», «Хочешь своего добиться – будь стервой», «Не хочешь, чтобы тобой пользовались – будь стервой, будь стервой, будь стервой...»

Раньше Женька не задумывалась над словами матери, потому что больше любила отца, добродушного и спокойного. Но сейчас отчётливо видела в них определенный резон. Во всяком случае отцом мать крутила как хотела. Да и не только отцом. И действительно – своего добивалась.

Вот и Гольц на Женьку даже не смотрел, хотя она всегда старалась быть хорошей. Уж с ним она точно вела себя – милее не бывает. Но он ведь в итоге клюнул на Таньку, которая умудрялась даже с душкой-физруком поскандалить.

***

Всё получилось как нельзя лучше. Целый вечер Женька лепила эти дурацкие сообщения в фотошопе. И не зря. А с Гольцем так вообще вышло прекрасно. Там и лепить ничего не пришлось – пару обидных фраз она нашла у них в переписке и переслала ему.

"Вот, читай, как Таня про тебя отзывается".

Остальные тоже страшно оскорбились, получив Женькины скрины, и сговорились с Ларионовой больше не общаться и вообще её не замечать. Что, в общем-то, и требовалось.

Только вот Женькина обида никуда не делась. Не стало легче. Ничуть. Этого было мало. Только чем ещё могла отплатить ей за подлость Женька – она не знала.

***

– Мне кажется, новенькому Ларионова понравилась. А он – ей, – поделилась с ней наблюдениями Лида Бусыгина.

Лида была настоящим отщепенцем в их классе. Никто с ней даже не здоровался, и та настолько привыкла к своей незавидной участи, что даже не верила поначалу, что такая, как она, Женька, может с ней всерьез общаться. Тем более дружить. Она стеснялась слова сказать, да даже взглянуть на Женьку. Заикалась, лепетала что-то себе под нос. Ну, потом немного осмелела. И, между прочим, оказалась благодарной в отличие от Ларионовой.

Она слушала Женьку, затаив дыхание, смотрела на нее щенячьими глазками и, похоже, была готова на всё ради новой подруги. Женька же чувствовала себя благодетельницей, и это было приятное ощущение. Не то что с Ларионовой, которая сразу вставала на дыбы, лишь только той покажется в словах или в тоне намек на снисхождение.

Убогие нормальными не бывают, решила для себя Женька. Они либо такие, как Ларионова, с неадекватным восприятием и болезненной гордостью, доходящей до психоза. Либо такие, как Лида Бусыгина, вообще без всякой гордости и готовые служить.

Бусыгина ей нравилась больше, пусть с ней и было немного скучно, но зато комфортно, а её услужливость льстила.