Шрифт:
Интервал:
Закладка:
...Кратковечные,
Как овцы, мы проводим жизнь, не ведая,
Какой конец нам бог готовит каждому.
(Пер. В Вересаева)
Взгляды на жизнь Семонида во многом родственны Гесиоду. Симпатии к женщинам чужды рачительному земледельцу-труженику, для которого отношение к жене определено прежде всего тем, прибыль или убыток вносит она в хозяйство. Отголоски гесиодовского мифа о Пандоре ощутимы в ямбической поэме Семонида о женщинах, где, по фольклорно-басенной традиции, женские характеры классифицируются по происхождению от различных живых существ или стихий и предпочтение отдается женщине, происходящей от пчелы.
Последний классический поэт ранней ямбической поэзии — Гиппонакт из ионийского города Эфеса (Малая Азия). Время его жизни — вторая половина VI в. до н. э. За насмешки над правителями Гиппонакт был выслан из Эфеса и стал странствующим певцом. Герой его поэзии, возможно, тождественный самим поэтом, но всегда нарочито окарикатуренный — озлобленный попрошайка, издевающийся над своими врагами и жадными богачами. Среди отрывков стихотворений Гиппонакта, число которых значительно возросло в недавних публикациях последних находок, встречаются пародии на «высокую» эпическую поэзию. В гимнической манере он выпрашивает себе у бога теплый плащ и деньги. Обличая своего противника, скульптора Бупала, пародирует ссору Одиссея с нищим Иром. Не только героический стиль и мотивы, но также эпическая тематика находит себе место среди произведений поэта: одно его стихотворение было озаглавлено «Одиссеи», в другом упоминалась Троянская война. Содержание этих стихотворений восстановить уже невозможно. Однако смелое и неожиданное объединение гомеровской лексики с местными разговорными словами и оборотами, включая бранные и непристойные выражения, даже негреческие, лидийские слова, обилие бытовых подробностей, пристрастие к перечислению всевозможных кушаний и напитков наряду с другими, только Гиппонакту присущими особенностями, позволяют заключить, что поэт использовал комизм ситуаций, перемещая эпических героев в необычную для них обстановку. Новые же, натуралистические или просто бытовые черты, приобретаемые его персонажами, способствовали их переосмыслению как героев гротеска и обличительной сатиры. Не случайно в литературе III в. до н. э. именно Гиппонакта выберут своим образцом те эллинистические поэты, которые, отвергая героическую поэзию, будут разрабатывать бытовые темы с детальным описанием мелочей повседневной жизни (Каллимах в «Ямбах» и Герод).
Своеобразен излюбленный стихотворный размер Гиппонакта — холиямб (хромой ямб), в котором последняя стопа шестистопного ямба (обычный ямбический триметр) заменяется трохеем:
Богатства бог, чье имя Плутос, — знать, слеп он!
Под кров певца ни разу не зашел в гости...
(Пер. Вяч. Иванова)
ЭЛЕГИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
Как Архилох, так и Семонид сочиняли элегии и ямбы, но если фольклорные истоки ямбической поэзии бесспорны и очевидны, то даже типологические аналогии бессильны помочь в поисках прямых фольклорных предшественников греческой элегии. Еще в античности выдвигалось предположение, что элегия возникла из обрядовых похоронных плачей и причитаний, исполняемых под флейту. Греческие плачи над мертвым (трены) могли быть изначально дидактичными и повествовательными, так как наряду с наставлениями живым сородичам и напутствиями покойному содержали рассказ о заслугах и добродетелях умершего. Первые элегические поэты, младшие современники Гомера, жившие, как и он, в Ионии, использовали назидательность и повествовательность тренов (о чем свидетельствует, например, одна из тренодических элегий Архилоха, обращенная к какому-то паросцу Периклу), сохранили обязательное обращение к одному или нескольким адресатам, небольшой объем и четкий ритм. Но тема плача, вероятно, постепенно вытеснялась, заменяясь обращением старшего к младшим с целью поучения и наставления. Ранняя элегия нашла для себя литературный образец в эпической поэзии, заимствовав оттуда художественные средства, образы и даже несколько видоизмененный стихотворный размер. Никто из элегических поэтов не отмежевывается столь решительно от эпоса, как это делал Архилох. Даже если возможно согласиться с предположением о том, что стихотворный размер элегии — элегический дистих, — обязательный как для элегии, так и для эпиграммы, был заимствован из устных народных плачей, его близость к эпическому размеру несомненна. Несмотря на то, что элегический дистих представляет собой уже двустрочную строфу, а гекзаметр монострочен, вторая строка дистиха, так называемый пентаметр, в действительности представляет собой одну из разновидностей гекзаметра, составленную путем удвоения его первой половины. Схема элегического дистиха следующая:
Древнейшим элегическим поэтом греки называли ионийца Каллина Эфесского. Время его жизни неизвестно, но по отдельным косвенным свидетельствам он был, вероятно, современником Архилоха, т. е. жил в первой половине VII в. до н. э. Из его элегий сохранилось всего 4 отрывка, в которых поэт призывает молодежь своей родины спасти Эфес от нашествия врагов.
В первой половине VII в. до н. э. в Малую Азию вторглось с севера воинственное племя киммерийцев, опустошавшее все земли на своем пути. Каллин говорит о «пламени ярой войны», которое охватило все соседние города и приближается к Эфесу. Призыв к защите родины переходит далее в наставление: поэт противопоставляет почет и славу бесславию и позору, смерть неизбежна для всех, но лучшая смерть — гибель в бою за спасение отчизны, «за малых детей, за молодую жену». Примером поведения является идеальный образ доблестного воина. Этот воин «единый творит воинов многих дела», а для своего народа представляется живым воплощением того гомеровского героизма, носителем которого в «Илиаде» оказывается Гектор.
Тема защиты родины звучит в элегиях поэта Тиртея, жившего в Спарте во второй половине VII в. до н. э. В его стихотворениях четко отражены два исторических события — война Спарты с соседней Мессенией и реорганизация спартанского государственного устройства в соответствии с новой конституцией (элегия «Благозаконие»).
Тиртей призывает своих сограждан беречь родину, так как с ее благосостоянием связаны свобода и счастье всех спартанцев. Гарантией безопасности должна явиться твердость воина в боевом строю:
Славное дело — в передних рядах со врагами сражаясь,
Храброму мужу в бою смерть за отчизну принять.
Единство, основанное на родовой связи членов одного рода или одного племени, в напутствиях Тиртея вытесняется новым единством граждан одного полиса, города-государства, общей родины. Гомеровские герои сражались ради личной чести, славы и добычи. Тиртей внушает идею массового героизма во имя отечества и народа. «Хорошим гражданином» может быть признан тот, кто с честью погибает на поле сражения, «дурным» — трус или тот, кто в проигранной войне