Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А о чем ты его просил? Прирезать меня во сне?
– Присмотреть, чтобы с тобой ничего не случилось, – терпеливо повторил Ричард.
– Или, может, чтобы он меня отодрал так, чтобы я обо всем другом и думать забыла? – не унималась я, вспомнив ладонь на своей талии и объятья чуть крепче, чем должны быть дружеские.
– Что? – взвился Ричард. – Если он к тебе приставал, я ему яй… руки оторву!
– Не приставал, – призналась я, почему-то смутившись. – Просто… пытался ухаживать.
– А, не бери в голову, – отмахнулся он. – Алан ухлестывает за всеми дамами в возрасте от семнадцати до семидесяти одного.
– Я заметила, – хмыкнула я.
Добреньким, значит, прикидывался. Смотреть ему, видите ли, больно. В попутчики напрашивался, все равно ему, дескать, куда идти. Да так упорно напрашивался… Приказ выполнял, кобель белобрысый, заодно решив совместить приятное с полезным! Ну, попадется он мне!
– Это у них семейное. Видела бы ты его отца, до сих пор дамы готовы друг другу волосы выдергивать. Алан – отличный парень на самом деле. – Ричард хмыкнул. – А теперь, когда мы перемыли ему кости, вернемся к… – Он посерьезнел. – Как я уже сказал, разум и тело будут меняться.
– В смысле? Я больше не человек?
Глава 7
– Я бы сказал – усовершенствованный человек, – ответил магистр. – Быстрее реакция. Лучше выносливость. Больше магический резерв. Да и сами заклинания будут складываться быстрее. Где-то месяца через два забудешь, что такое простуда, любые болезни вообще.
Слишком уж заманчиво все это звучало. В чем подвох?
– А какова цена? Все имеет свою цену.
– Волчий аппетит, – магистр усмехнулся. – Первую неделю после посвящения я готов был съесть все, что не успеет убежать. Как на грех, с едой тогда было негусто: там, где прошла орда, не остается ничего живого.
По его лицу промелькнула тень.
– Еще что-то? – спросила я.
– Кошмары возвращаются, когда рядом орда… или достаточно много чумных.
– Насколько рядом?
Ричард пожал плечами.
– Трудно сказать, никто же не проверит с точностью до полуярда. Но когда мы бродили по гномьим путям, – он поморщился, – к концу недели еле ноги переставляли, и вовсе не от голода.
Никто не знает, откуда взялись чумные, кто наложил это проклятье и зачем. Зато все знают, что первыми от него пострадали гномы. Какое-то время проклятье пытались сдержать, а потом просто заложили все выходы из их твердынь и поставили караулить войска. Конечно, гномов это не остановило, они готовы были бросить и дома, и шахты, навсегда перебраться на поверхность, лишь бы уйти от чумы. А людям не хотелось, чтобы они принесли проклятье с собой. Сейчас от гномов остались лишь легенды да запутанная сеть подземных путей, по которым, если верить слухам, бродили только чумные.
Только людей это не спасло. Потому что раз-два за век на поверхность все же выбиралась орда. И в последний раз это случилось два года назад.
– А еще что изменится? – спросила я.
– Через какое-то время начнешь чувствовать приближение чумных. И других хранителей. Пока ты в ставке ордена, ты никогда по-настоящему не останешься одна. Все время будешь знать, что неподалеку кто-то живой, кто-то из своих. С другой стороны, невозможность полного уединения порой утомляет.
Я обдумала его слова.
– Получается, в крови хранителей тоже есть это проклятие?
– Да. Потому нам не страшны ни укусы, ни кровь чумных.
– Значит, для обычных людей мы опасны?
– Можешь кусать кого хочешь. – Ричард улыбнулся, а я залилась краской, кажется, по самый живот – во всяком случае, даже ключицы горели. – Не опасны. Если ты пережила посвящение, значит, тело справилось с проклятьем.
Он снова стал серьезным.
– Собственно, все. Что касается жизни ордена… Распорядка особого нет, разве что кормят по часам: услышишь гонг. Столовая, для нас и гарнизона, там, где ели слуги. Утром зайдешь к кастеляну, пусть позовет портного. Тебе понадобится смена одежды, белья…
– У меня есть.
– …разные мелочи, – он словно меня не услышал. – Потом – в оружейную, скажешь, я велел подобрать доспех. Хотя скорее всего, у него не найдется ничего по тебе, возьмешь, что получше, и отнесешь к кузнецу подогнать.
– Кандалы у вас по мне нашлись, – не удержалась я.
– Не «у нас», а в замке. Мне, знаешь ли, было не до инспекции казематов и обновления ассортимента кандалов.
– Если «в замке», тогда должен найтись и доспех. У мамы была кольчуга. Или уже прикарманили?
Ричард посмотрел мне в глаза.
– Не поручусь, что она на месте. Гарнизон и кастелян с королевским указом прибыли в замок через день после смерти леди. Беркли – человек честный, но ему не под силу уследить за всем сразу же с первого дня. Могли и украсть.
Я крепче прижала леди Изольду.
– Кто хоронил маму?
– Беркли распоряжался. Я добрался сюда через две недели после него, были дела в столице.
Ну да, с ненаглядной, поди, расстаться не мог. Интересно, хороша ли? Молодую королеву я не видела ни разу. Ее отца – совсем девчонкой, тогда он мне казался воплощением рыцарства, словно сошедшим с фрески. Высокий, золотоволосый, гордая посадка головы и чуть отстраненная улыбка, словно мыслями он не здесь, а где-то в горних далях. Да, буду думать о короле. Его тоже нет среди живых, но при воспоминании о нем горло не перехватывает спазм.
– Беркли заверил меня, что все было сделано, как подобает, – продолжал Ричард. – Леди Клэр покоится в фамильном склепе, вместе с мужем. Люди твоего отца после его гибели привезли тело домой. Мои соболезнования.
Соболезнуешь ты, как же. Я прокусила губу. Не плакать. Я не буду плакать при нем.
– А Эдвард и Мартин?
– В братской могиле у стен столицы.
Глупо было надеяться. Глупо. И все же…
– Ты видел тела?
– Видел. Сам и опознал.
– Может, сам и помог упокоиться? – голос сорвался.
– Нет. Я даже не встречал их в тот день. – Ричард по-прежнему не отводил взгляда. – Тогда погибло много хороших людей.
И очень удачно для тебя. Некому стало мстить. И наши земли упали тебе в руки переспелым яблоком.
– Я тебе не верю.
– Клянусь посмертием моих родителей, я не имею отношения к гибели твоих братьев.
Выходит, и он теперь сирота… Хотя если отец открыл измену, вряд ли с предателями стали церемониться. Ричарда ведь тоже едва не казнили… Странно, что весть о казни старших Мортейнов не дошла до Бенрида. Предатели не заслуживают жалости, но мне все рано было жаль их.
– Значит, и твои