* * *

В этот час в штабе были только свои – узкий и ближайший круг сподвижников Петра. Без дела болтались Сашка с Лерой, у компьютера сидел Дима. Петр пил чай и просматривал политические новости на смартфоне. Но, несмотря на малолюдность, было шумно и весело.

Сашка рассказывал политические анекдоты, а Лера бдительно следила за тем, чтобы он не переходил известную черту. Эту черту она прочертила очень просто – можно смеяться над системой, но нельзя называть фамилии. Петр хохотал громко, откинув голову назад, как Ленин в советских фильмах.

Дима сидел с берушами в ушах, но судя по тому, что он тоже улыбался, звуки все-таки проникали в его сознание.

Он вытащил затычки из ушей только при появлении Маши. Ее сияющее лицо, несмотря на красный нос, говорило, что у нее есть новости вселенского масштаба.

– Ребята, со мной сегодня такое случилось! Жесть! Вы тут сидите, примусы починяете, а меня чуть в депутаты не выдвинули только что! – Маша была в радостном возбуждении.

– А занять трон английской королевы тебя не приглашали? Она, говорят, старенькая уже, – съязвила Лера.

– Нет, ну правда, я серьезно.

Все зашумели, требуя подробностей. Ребята ждали хохму – что-то типа Сашкиных анекдотов.

– Ребята, вы не поняли, я не шучу. Мне реально предложили участвовать в выборах.

– Опаньки! Был один кандидат, а стало два! – Сашка доказал, что умеет считать.

– Маш, не обращай на них внимания. Расскажи толком! – Дима потер глаза, уставшие от компьютера.

– Да рассказывать-то особо нечего, просто я когда-то почти случайно написала письмо на имя губернатора про велодорожки. Ну, что они за границей есть, а у нас нет. Ну вот они по следам этого обращения… Хотя какое обращение? Просто письмо. Я же говорю, я просто так написала.

– В какой это загранице? – Лера смотрела с прищуром, что не предвещало ничего хорошего.

– В Брюсселе, – Маша покраснела.

– Ой, я чего-то пропустила? И когда ты в Брюсселе велодорожки опробовала? Это пока мы по музеям как проклятые ходили? А чего нас не позвала?

Маша мельком взглянула на Петра и увидела полное равнодушие в его глазах. Он не собирался ей помогать. Или он забыл ту прогулку и тот поцелуй?

– Лера, отвяжись от человека, – подал голос Дима. – Итак, письмо. Про велодорожки. Это мы поняли. Что дальше?

«Ничего», – хотелось сказать Маше. История с письмом вернула ее в тот весенний вечер в Брюсселе, когда Петр поцеловал ее. Она ждала продолжения, а дождалась приглашения в кабинет 106. И помнит ли о той прогулке Петр? Стало очень-очень грустно.

– Ну, меня вызвали в областную администрацию, – Маша говорила поникшим голосом, словно читала протокол. – И там мне предложили выдвинуться в депутаты горсовета.

– Тебе? – Изумилась Лера. – Из-за какого-то вшивого письма?

– Хорошо быть девушкой, – вклинился Петр. – Пишешь девичьим почерком трогательную просьбу о велодорожках, смачиваешь слезами – и тебе предлагают мандат депутата. Круто!

Все засмеялись. История исчерпала себя. Слова Петра всегда были последними, заключительными. Но не в этот раз. Дима переждал хохот ребят:

– А ты? Что ответила ты?

– Естественно, отказалась.

– Ясно. Маша, это можно как-то исправить?

В комнате повисла тишина. Маша понимала, что ей не стоит отвечать на этот вопрос. В бой вступала тяжелая артиллерия.

– Я что-то не пойму, Дима, ты куда клонишь? – Петр нарушил тишину. – У нас же вроде бы есть свой кандидат. Или я что-то путаю?

– Один кандидат хорошо, а полтора лучше.

Никто не засмеялся. Даже Сашка понял, что пахнет грозой.

– Дима, ты это серьезно? – Голос Петра крепчал. – Маша правильно сделала, что отказалась. Нельзя превращать выборы в фарс. Фейковые кандидаты дискредитируют саму идею демократии.

– Во-первых, Маша – это не фейк. Она нормальный, вполне адекватный человек и была бы не самым плохим депутатом от молодежи. А во-вторых, Петр, давай признаем, что выборы давно превращены в фарс и от нас тут мало что зависит. Нельзя лишить девственности во второй раз. Нас опередили, – Дима усмехнулся.

– То есть ты хочешь сказать, что Маша может согласиться? Что она будет участвовать в выборах вместе со мной?

– Я думаю, что она не просто может, она должна согласиться. Ей четко дали понять, что ее кандидатура согласована. Значит, ей не будут чинить преград, ее официально зарегистрируют кандидатом в депутаты. Ее однозначно допустят к выборам. А за тебя мы будем бороться, Петр, но гарантий нет. Ты числишься в негласных оппозиционерах, а их пытаются стреножить. Ты сам все прекрасно понимаешь. Предлагаю рассматривать Машу как запасной вариант. Мы можем даже договориться, что если тебя регистрируют, то она снимается с выборов.

– Что значит «если»?

– Пока избирательная комиссия не проверила собранные нами подписи, все может быть. Петр, поверь, надо воспользоваться этим шансом. Пусть Маша идет дублером. Такими предложениями не раскидываются.

– А как она подписи для выдвижения соберет? Она еще даже не начинала! Это же адова работа. Ребята уже выдохлись, на второй круг их не пошлешь по квартирам ходить, сам понимаешь.

– Не знаю. Нас это не волнует. Полагаю, что ей сильно помогут в этом. Зачем-то ее зовут на выборы. Сам подумай.

– А зачем? Ради велодорожек?

– Не знаю, Петр, не знаю. Но где-то сошлись неведомые нам обстоятельства, и в результате им нужна Маша. Пойми, если она откажется, то ей найдут замену. Обязательно найдут. И мы не сможем контролировать ситуацию. А тут, если что-то с тобой пойдет не так, мы сможем взять мандат депутата для Марии.

Все замолчали. Сочетание слов «мандат депутата» и «Мария» оглушило всех. Сама Маша имела вид контуженого.

– Ну что ж… Пожалуй, ты прав, – мрачно сказал Петр. – Маша, решено: ты соглашаешься.

– А если я не хочу?

– Что значит «не хочу»? Считай это производственной необходимостью. Дима ясно объяснил, ты все слышала. Мне нечего добавить.

Было видно, что Петру тяжело далось это решение. Уязвленное самолюбие покалывало Петра множеством невидимых иголочек. Какая-то Маша примет участие в выборах наравне с ним. Он – кумир молодежи. А кто она? Он пришел к этим выборам с багажом убеждений, ценностей, четких представлений о правильном и справедливом обществе. У него подписчиков в социальных сетях несколько тысяч. А что она? Письмо о велодорожках – весь ее политический багаж.

Маша поняла, о чем думает Петр. Ей стало неловко от создавшейся ситуации. На ее глазах страдал кумир, и именно она была тому причиной. Но к сочувствию примешивалась неуловимая горечь от осознания его несовершенства, ведь кумиру она приписывала гордость, а не гордыню. На светлый образ Петра легло темное пятнышко. И чтобы покончить с этой неприятной историей, она достала телефон, кому-то позвонила и тихо сказала: