Вот почему сейчас у постели принцессы находился не Грон, а граф Эгерит. Каждое утро он неизменно появлялся в окруженных теперь тройным кольцом охраны покоях принцессы, в которых после той ночи тщательно простукали каждый квадратный дюйм стен, пола и даже потолка. Появлялся, произносил ежедневный доклад при полном молчании самой принцессы. А затем под такое же молчание покидал ее покои. Но именно сегодня он решил дать бой, бой за душу и разум принцессы. И не собирался отступать, пока не добьется своего… либо не скажет себе, что сделал все, что мог.

Тот дерзкий ночной налет, принесший им столько бед, оказался подготовлен исключительно хорошо. Трое убийц, среди которых был даже личный слуга герцога Аржени (тот самый шустрик), проникли в замок через потайной подземный ход и, воспользовавшись системой секретных ходов, проложенных в стенах, воздуховодах и мощных межэтажных перекрытиях этого древнего гнезда рода Аржени, сумели незамеченными добраться до личных покоев герцога, каковые и занимала принцесса. Бесшумно расправившись со стражей, находившейся в небольшой приемной, примыкающей к спальне (потому-то на призыв Грона никто и не откликнулся), они оставили одного из убийц в приемной, чтобы тот, в случае если что-то пойдет не совсем как планируется, задержал возможную помощь, а вдвоем проникли в спальню. Где и нарвались на Грона, все-таки сумев, несмотря ни на что, почти выполнить свою задачу. И в том, насколько четко и скрупулезно все было организовано, явно была видна рука Черного барона. Ох, как Грону не хватало собственной разведывательной сети, квалифицированной службы охраны и контрразведки, которые только начинали создаваться! По последней информации, полученной от Шуршана, тот установил плотный контакт с Горстью Камней, которая после долгих колебаний решилась-таки встать на сторону Грона. И сейчас они вместе начинали налаживать разведывательную сеть на территории Кагдерии. А Брован закончил осторожное прощупывание в Зублусе и с помощью тех ребят, которые покинули этот «гостеприимный» город вместе с ними, занимался тем же на территории Насии. Но это было всего лишь начало пути, на котором им еще только предстояло добиваться успехов и терпеть неудачи, терять людей и результаты многолетних усилий, а потом, сжав зубы, начинать все заново, чтобы в конце концов добиться победы. В этом Грон совершенно не сомневался. Если раньше понимание того, что Черный барон должен быть непременно уничтожен, было, скорее, несмотря на все перенесенные ими страдания, результатом некоего логического умозаключения, то сейчас это стало его горячим желанием, мечтой, главной целью… А и Грон, и немного ранее полковник Пушкевич отличались тем, что всегда, невзирая ни на какие потери и препятствия, добивались своей цели…

– Вы должны жить, ваше высочество, потому что вы еще молоды и у вас все впереди.

– Нет.

Это слово принцесса произнесла так, что граф скорее угадал его, а не услышал. И то, что она произнесла и как она это произнесла, было его очередным поражением. Поражением в долгой схватке за нее же, эстафету в которой вручил ему Грон. Но граф и не думал сдаваться. Еще три года назад, когда его король в ответ на доклад графа о том, что Аржени проявляют необоснованную активность, усмехнулся и заявил: «Ничего, я пошлю к ним дочь, и она заставит их есть со своей руки», граф начал присматриваться к этой юной, прелестной, но казавшейся всем очень наивной и легкомысленно-непосредственной девочке. И мало-помалу ему открылось, что за прелестным личиком, показным своенравием и напускной капризностью скрываются могучая и длинная воля, острый ум и твердый характер. Король тогда оказался прав. Аржени действительно принялись есть у нее с руки.

А когда она, вроде как внешне вполне сумасбродно, дала отставку высокородному и высокомерному сморчку Эжену, предпочтя столь, казалось бы, выгодной партии какого-то молоденького выскочку без роду без племени, он, граф Эгерит, был одним из немногих, кто в тот момент точно знал, что за этим решением стоят в первую голову не эмоции, а тонкий и долгий расчет… Нет, эмоции были тоже, да еще какие… но принцесса относилась к тому, к сожалению, в наши времена уже весьма редкому типу наследников, которые с младых ногтей ясно осознают, в чем состоит их бремя и долг. И что вместе со знатностью, богатством и блеском в их жизнь входит и множество обязанностей и обременений, от которых освобождены, скажем, крестьяне и ремесленники. А именно – выстроить свою жизнь так, чтобы принести своему домену и своему народу наибольшую пользу. И тем на очередном витке истории доказать право своего рода продолжать властвовать. Ибо нет и не бывает власти, никак не зависящей от самого властителя. И если ты считаешь, что власть твоя по праву, каковое неизменно и вечно, тебя ждет весьма болезненное разочарование. Если даже ты получил власть вроде как без усилий, просто по наследству, то твое настоящее и будущее полностью зависят от того, как ты ее воспримешь. Если как бремя, как обязанность вести свой народ к лучшей жизни, то, скорее всего, ты сумеешь передать ее как наследство и своим потомкам. А если власть для тебя просто «золотой билет», всего лишь неограниченный доступ к развлечениям и удовольствиям, то очень скоро ты все испортишь так, что, вероятно, закончишь свои дни под топором палача, попав на плаху в результате мятежа либо революции. Либо, что еще ужаснее, под топором палача закончит свою жизнь твой сын или дочь, которые, возможно, будут совершенно невиновны в том, что ты натворил, но уже неспособны ничего исправить.

Так вот принцесса Мельсиль принадлежала к тем, кто знал, что власть – это бремя. И он не собирался терять такого суверена.

– Вы должны жить, ваше высочество, потому что этого ждет от вас ваш народ.

– Народ… Какое ему дело до меня? – На этот раз реакция принцессы оказалась чуть более живой. – Не будет меня – придет кто-нибудь другой. Есть ли простолюдинам дело до того, какая раззолоченная кукла сидит на троне?

– Если на троне кукла – нет никакого, ваше высочество. Но это только куклы ничем не отличаются одна от другой. А неужели вы готовы отдать свой народ во власть раззолоченной куклы? Неужели вам не больно от того, что сделает с Агбером свора таких же, как Аржени, которые непременно начнут править, лишь прикрываясь подобной куклой? Неужели вы способны безмолвно и без борьбы позволить им делать это?

На этот раз принцесса молчала довольно долго. Настолько долго, что граф стал уже опасаться, что так и не дождется ответа. Но затем Мельсиль все-таки тихо произнесла:

– А что я могу… такая?

– Вы?! – воодушевленно вскричал граф. – Ваше высочество, вы даже не подозреваете, что произошло, когда люди узнали, что с вами случилось! О-о, вы бы никогда так не говорили, если бы видели это…

– Что? – Похоже, в голосе принцессы впервые за долгое время прозвучал слабый интерес.

– Когда ваш новый коннетабль, граф Загулема, наконец-то покинул ваши покои и спустился во двор, его остановили ваши офицеры. Они все жаждали узнать, что с вами случилось и есть ли опасность для вашей жизни. Они пытались расспрашивать его, но он молчал и только скрипел зубами. А когда барон Шамсмели в отчаянии схватил его за плечи и встряхнул, ваш коннетабль стиснул кулаки и глухо произнес: «Она жива», а потом яростно вскинул руку над головой и произнес, будто клятву: «Они поплатятся за это!» И все подхватили его слова. Знали бы вы, сколько горожан этого прежде мятежного города записались в новые роты, на знаменах которых начертано: «Они поплатятся!» Видели бы вы, как шли шеренги всадников, на щитах которых были стерты все старые девизы и значки, а горели только лишь два слова: «Они поплатятся!» Слышали бы вы, с каким грозным рыком выходили из ворот пешие полки, обещая и городу, и королевству: «Они поплатятся!» – Граф сделал паузу, вытер невольно выступившие на глазах слезы и закончил: – Ваш народ любит вас, ваше высочество. И вы не можете обмануть эту любовь. Что угодно, но только не ее…