одну четверть тела выставили в Херефорде, вторую — в Оксфорде, третью — в Йорке и четвертую — в Кембридже». (Два университета удостоились этой чести, наверное, в назидание возможным практикующим магам.) Марджори Журдемейн в конце концов была сожжена в Смитфилде. Герцогиню король пощадил; она покаялась, три дня ходила по улицам Лондона босая, с распущенными волосами, держа в руках свечу весом в два фунта, а затем была сослана сначала в Честер, а затем в замок Пил на острове Мэн; там у нее было время обдумать свои честолюбивые замыслы и пожалеть о том, что она выбрала для их осуществления столь извилистый путь и связалась с ведьмой.

Во Франции мы знаем два случая, относящихся к нашему предмету исследования. Оба касаются людей, связанных друг с другом определенными отношениями. Правда, после знакомства жизнь этих людей складывалась совсем по-разному. 23 февраля 1429 года в толпе собравшихся в большом зале замка Шинон, где размещался двор дофина Франции, встретились два известных человека, мужчина и женщина. Мужчине исполнилось двадцать пять лет, он был одним из великих лордов Франции, образованным человеком и воином. Звали его Жиль де Ре. Вторым персонажем была семнадцатилетняя девушка, неграмотная крестьянка, пылкая Жанна д'Арк. Дофин решил принять ее, и в свите дофина Жиль де Ре ее и увидел. Видимо, вслед за дофином, эта крестьянка очаровала его. Двор и армия приняли Жанну, и Жиль де Ре не стал исключением. В дальнейшем он не раз доказывал свою преданность Жанне, сопровождал ее везде, принимал самое активное участие во всех ее битвах. Он охранял конвой с продовольствием в осажденный Орлеан. Ему было доверено внести освященное миро для коронации дофина в Реймский собор. Жиль де Ре сопровождал дофина и архиепископа Сен-Реми на церемонию коронации. Жанна, к этому времени достигшая вершины своей славы, любила Жиля де Ре, как, впрочем, и Дюнуа, и Д'Алансона, и других ее друзей-солдат, и называла его «правдивым и смелым». Он в большой степени финансировал ход войны, сражался бок-о-бок с Девой, всячески оберегал ее в бою. Вместе они одержали множество побед над англичанами. За свои подвиги Жиль де Ре в двадцать пять лет был пожалован титулом маршала Франции, а на его гербе красовались геральдические королевские лилии.

Однако его не оказалось рядом в тот день, когда Жанну предали и пленили. Он выполнял какое-то военное поручение. Их судьбы разделились, и, что еще более прискорбно, разделились их души. Жанну бросили в тюрьму. В тюремной камере она могла опираться только на свою веру в Господа и в голоса, не оставлявшие ее долгое время. Возможно, до самого последнего мига она надеялась, что король сделает хоть что-то для ее спасения, а когда эта надежда умерла, остались только отчаяние и вера в Царство Небесное. Судьи попытались убедить Деву в том, что вера в Господа и в голоса противоречат друг другу. Она утверждала обратное и настаивала на реальности своих видений. Заметим, что через несколько лет церковные власти согласились с ее утверждениями, а столетия спустя Церковь пересмотрела свое решение и возвела Деву в ранг святых. Но до этого было еще далеко. Вселенская Церковь пятнадцатого века весьма скептически относилась к откровениям, полученным без ее разрешения, что ярче всего выразилось в словах епископа, сказанных им Уэсли: «Сэр, это признание в особом откровении Святого Духа — ужасная вещь, очень опасная вещь».

Победоносная война Девы против англичан была вообще подозрительной, и суд с особой активностью взялся за рассмотрение ее деталей. Но основное внимание вызывали те прямые сверхъестественные откровения, на которых настаивала Дева. Возможно, дофин должен был вмешаться в ход судебного разбирательства, другие короли в подобных обстоятельствах наверняка вмешались бы. Но следует помнить, что суд над Девой был церковным судом, и действовал на законном основании. Даже французские церковники никогда особенно не благоволили к Жанне, и суд на ней стал для них серьезным испытанием. Им вполне хватило ума, чтобы сообразить: ее победы ничего не доказывают по части природы той помощи, которая ей оказывалась свыше. Ад может дать человеку все что угодно столь же легко, как и небеса; и, как ни странно, французы, особенно французские церковники, вовсе не рвались гореть в аду ради военных завоеваний. Тишина и покой, объявшие французский суд и армию во время судебного разбирательства, отчасти объясняются тем фактом, что это был именно церковный судебный процесс.

Разбирательство шло долго, неторопливо и тщательно. Обвинение включало два пункта, и оба грозили заключенной самыми тяжкими последствиями. Дева вела себя так, что вызывала самые серьезные подозрения в слишком вольном обращении с незримым миром. Она требовала помощи от небес, ее захватили в мужском платье, она командовала армией — все это никак не укладывалось в понятия порядка и приличий. Ее неоднократно просили передать подробности получаемых откровений, но Жанна категорически отказалась сообщить их инквизиции. «Я не стану передавать их вам, даже если это будет стоить мне головы; они были даны мне и только мне, мой тайный защитник знает о них все, а мне запрещено говорить о них». Но так же говорили многие ведьмы в Каркассоне, в Тулузе, в Швейцарии, в Англии — все они ссылались на своего «тайного защитника». От нее требовали произнести молитву Господню; она отказалась — по крайней мере, отказалась читать молитву в открытом суде. Судьи настаивали, она отказывалась. «Если это будет на исповеди, я готова прочесть молитву».

Процесс продолжается: «И когда снова многократно мы стали у нее требовать этого, она сказала, что не скажет Pater noster и пр., если мы ее не выслушаем на исповеди. Тогда мы сказали, что охотно ей выделим одного или двух нотаблей, родным языком которых является французский язык и в присутствии которых она произнесет Pater noster[74] и пр. На это Жанна ответила, что не скажет им молитву, если они не будут ее выслушивать на исповеди. … И снова, и многократно мы, вышеупомянутый епископ, убеждали и требовали от той же Жанны, чтобы она соизволила дать клятву в том, что будет говорить правду по вопросам, затрагивающим нашу веру. Эта же Жанна, преклонив колени, возложив обе руки на книгу, … клятвой обязала себя говорить правду относительно того, что будут спрашивать у нее касательно вопроса веры, и что она будет знать, не выставляя при этом ранее упомянутого условия, т.е. того, что никому не скажет и не откроет сделанные ей откровения»[75].

Надо заметить, что Жанна была в своем праве. Канонизация показала, что Святой Престол одобряет