— Но что-то же мы видели. Невозможно ничего не видеть…

Ребята из «скорой помощи» еще раз заверили Эрикссона, что не уронят его.

— Я могу идти сам, — сказал Эрикссон и закрыл глаза.

Когда его несли вниз, у него при каждом шаге санитаров дрожал подбородок.

Комиссар вернулся в квартиру Пенелопы Фернандес. Он открыл все окна, выветрил газ и уселся на удобный диван абрикосового цвета.

Если бы квартира взорвалась, то скорее всего все списали бы на утечку газа.

Йона знал: от него не ускользнул ни один момент, ничто из виденного не забылось. Надо только извлечь все это из глубин памяти, словно предметы с затонувшего корабля.

Но что же я видел?

Ничего. Только быстрые движения белого лезвия.

Вот что я видел, вдруг подумал Йона. Я видел ничего.

Он сказал себе: то, что он ничего не видел, как раз и подтверждает его предположение о необычном убийце.

Они имеют дело с профессиональным убийцей, ликвидатором-«гробом».

Эта мысль и раньше приходила комиссару в голову, но после встречи с противником Йона окончательно убедился в своей правоте.

Он был уверен — тот, кого он встретил в прихожей, и убил Виолу. Целью этого человека было убить Пенелопу, потопить яхту и представить все как несчастный случай. Тот же сценарий он собирался повторить и здесь, но его застали врасплох. Он хочет остаться невидимым, хочет обделать свои делишки, но скрыть их от полиции.

Комиссар медленно огляделся и стал сводить все увиденное в единое целое.

В верхней квартире дети катали по полу мячики. Если бы Йона не выдернул штепсель вовремя, они оказались бы в огненном аду.

Комиссар никогда еще не подвергался такому целенаправленному и опасному нападению. Теперь он знал точно: человек, находившийся в доме исчезнувшей активистки борьбы за мир Пенелопы Фернандес, не был озлобленным неприятелем из лагеря правых экстремистов. Эта публика, безусловно, виновна во многих актах изощренного насилия, но напавший на комиссара человек был прошедшим выучку специалистом, профессиональным убийцей из отряда, оставившего правоэкстремистские группировки далеко позади.

«Так что же ты здесь делал? — подумал Йона. — Что нужно ликвидатору от Пенелопы Фернандес, во что она замешана, что же на самом деле происходит?»

Он вспомнил непредсказуемые движения человека, мастерство, с каким тот управлялся с ножом. Такие асы умеют предвидеть обычные ответные удары — в том числе и те, каким учат в полиции и в армии.

Комиссара снова замутило — он представил, как нож вошел бы ему в печень, не виси у него на правом боку пистолет, а со вторым ударом лезвие вонзилось бы в темя, не отпрыгни он назад.

Йона поднялся с дивана и перешел в спальню. Осмотрел аккуратно застеленную постель, распятие над изголовьем.

Ликвидатор думал, что убил Пенелопу, и собирался представить ее смерть как несчастный случай.

Но яхта не затонула.

Вероятно, преступнику помешали или он покинул место преступления, чтобы вернуться потом и завершить начатое. Но он наверняка не рассчитывал, что морская полиция обнаружит дрейфующую яхту с утопленницей на борту. Что-то пошло не так, либо планы злоумышленника внезапно поменялись — возможно, он получил новый приказ… так или иначе, но через сутки с лишним после убийства Виолы он оказался в квартире Пенелопы.

У тебя должно было быть очень веское основание посетить ее квартиру. Что заставило тебя пойти на такой риск? Было ли в квартире что-то, что связывает тебя или твоего заказчика с Пенелопой?

Ты что-то делал здесь, убирал отпечатки пальцев, стирал записи с жесткого диска, удалял сообщения с автоответчика или же что-то принес, думал Йона.

У тебя была какая-то цель, но, кажется, я помешал тебе.

Может, ты хотел уничтожить следы, устроив поджог?

Возможно.

Йона пожалел, что рядом нет Эрикссона. Без криминалиста он не сумеет исследовать место преступления, у него нет необходимого оборудования, он может повредить отпечатки, если начнет обследовать квартиру самостоятельно, может перемешать ДНК и оборвать невидимые ниточки.

Комиссар подошел к окну и посмотрел на улицу, на пустой тротуар перед закусочной.

Надо поехать в управление и поговорить с шефом, Карлосом Элиассоном, добиться, чтобы его, Линну, назначили руководителем следствия. Это единственный способ заполучить нового криминалиста, который поможет ему, пока Эрикссон в больнице.

Телефон Йоны ожил как раз в тот момент, когда комиссар решил, что немедленно поговорит с Карлосом, с Йенсом Сванейельмом и соберет небольшую следственную группу.

— Привет, Анья.

— Хочу попариться с тобой.

— Попариться?

— Да, давай вместе попаримся в бане? Покажешь мне настоящую финскую сауну.

— Анья, — осторожно сказал комиссар, — я почти всю жизнь живу в Стокгольме.

Он вышел в прихожую и двинулся к двери.

— Ты шведский финн, я знаю. — Анья не унималась. — Скукотища. Почему ты не родился, например, в Сальвадоре? Читал статьи Пенелопы Фернандес? Ты наверняка ее видел — на днях она по телевизору изругала всех шведских продавцов оружия.

Выходя из квартиры Фернандес, Йона слышал, как Анья дышит в трубку. Лестничная клетка была вся в кровавых следах. Затылок на миг сдавило, когда комиссар вспомнил, как Эрикссон сидел под дверью с широкой раной на ноге и как его лицо бледнело с каждой минутой.

Вероятно, ликвидатор решил, что убил Пенелопу Фернандес. Эту часть задания он выполнил. Другая часть состояла в том, чтобы зачем-то проникнуть в жилище Пенелопы. Если она еще жива, то надо скорее найти ее — профессионал быстро сообразит, что допустил ошибку, и возобновит охоту.

— Бьёрн и Пенелопа живут отдельно, — сообщила Анья.

— Я уже понял.

— Но и живя отдельно, люди любят друг друга. Совсем как мы с тобой.

— Угу.

Йона вышел на жгучее солнце. Воздух был тяжелым, духота все сгущалась.

— Продиктуешь адрес Бьёрна?

Послышались легкие щелчки — это пальцы Аньи забегали по клавиатуре.

— Альмскуг, Понтоньяргатан, сорок семь, второй этаж…

— Сначала поеду туда, а потом…

— Погоди, — вдруг сказала Анья. — Не выйдет. Послушай-ка, я проверила адрес… В пятницу в этом доме был пожар.

— Что с квартирой Бьёрна?

— Выгорел весь этаж.

Комиссар поднялся по ступенькам и замер на пороге черной комнаты. Пол, стены и потолок были покрыты сажей. Резкий запах. От внутренних, не несущих, стен почти ничего не осталось. С потолка свисают черные сталактиты. Обугленные остатки балок торчат из пепельных барханов. Пейзаж, нарисованный пеплом.