Я гордился своим приобретенным навыком просыпаться вместе с солнцем, но в моем превращении из совы в жаворонка, как я узнал позже, нет ничего особенного. Как утверждает доктор Дэвид Дингес, исследователь биологии сна в Пенсильванском университете, многие подростки проходят через фазу совы, что, вероятно, больше обусловлено социальным контекстом, чем биологическими особенностями. Это объясняет мою любовь к ночному режиму в подростковом возрасте. Дингес сказал мне, что большинство людей находятся где-то посередине между двумя крайностями и, скорее всего, я всегда был жаворонком.

Большинство знаний о циркадных ритмах, как объяснил Дингес, получено в исследованиях, в которых измеряли температуру тела. Выработка мелатонина заставляет организм выделять больше тепла, поэтому иногда нам становится холодно за несколько часов до сна. Утром, когда солнечный свет «выключает» эпифиз, температура тела снова повышается, подобно тому как земля согревается только что взошедшим солнцем, прогоняющим ночной холод. Регулярная утренняя доза этого мощного лекарства – солнечного света – может изменить ритм работы эпифиза, как это, вероятно, произошло со мной.

Ежедневный цикл сна и бодрствования – это ритм жизни большинства живых существ на планете, который мы разделяем с животными, микроорганизмами и некоторыми растениями. По мере вращения планеты обитатели на ее поверхности регулярно попадают под воздействие солнечного света, а уровень гормонов в крови, таких как мелатонин, то повышается, то понижается в течение дня и ночи, подобно тому как крики птиц раздаются то громче, то тише. Эпифиз помогает синхронизировать музыкальный ритм человеческой анатомии и физиологии с внешним миром. Так же как стопы связывают нас с землей, а легкие – с атмосферой, эпифиз соединяет каждую клетку нашего тела с солнцем.

Когда я стал ординатором, список моих пациентов увеличился с двух-трех до десяти, а то и больше, и утренняя рутина стала более напряженной. Обход с лечащим врачом, в ходе которого я должен был осмотреть каждого пациента и актуализировать план лечения, был в 09:00. До этого времени мне нужно было зайти к каждому пациенту, расспросить о самочувствии, узнать, уменьшились ли симптомы, обсудить возможные побочные эффекты от назначенных мной препаратов и провести физикальный осмотр. Покончив с этим, я должен был еще раз просмотреть свежие результаты лабораторных анализов и визуализационных исследований, обсудить актуальные проблемы с соответствующими специалистами и найти информацию о заболеваниях пациентов и препаратах, чтобы заполнить пробелы в знаниях перед встречей с лечащим врачом. Во время обходов лечащие врачи часто прогоняли ординаторов по разным темам перед остальными, и, поскольку я никогда не знал, из какой области будет очередной вопрос, мне нужно было знать практически все.

Мой собственный «предварительный обход» начинался рано утром в половине седьмого, и в большинстве случаев мне приходилось будить пациентов. Когда я входил в палату и видел, что пациент уже проснулся, я был в восторге, но не потому, что мог не будить его, а потому, что тогда пациент начинал отвечать на мои вопросы сразу, не тратя ни минуты на борьбу со сном. После быстрой череды вопросов и беглого осмотра моей следующей задачей было как можно скорее выйти из палаты. Когда у пациента возникал нетривиальный вопрос или он хотел обсудить какое-то хроническое заболевание, не связанное с причиной госпитализации, я мягко пытался прервать его, не сводя глаз с часов.

Каждый день я старался завершить все утренние дела к девяти часам, и, когда мне не удавалось выполнить весь список, остаток дня гарантированно превращался в напряженную игру в догонялки. Любая неожиданность рушила весь мой график. Если состояние пациента не улучшалось, это означало, что мне нужно было еще подумать над его случаем, рассмотреть другие причины симптомов и решить, какие дополнительные анализы нужно провести, какие препараты назначить и с какими узкопрофильными специалистами связаться. Все это требовало времени, которого у меня не было.

После предварительного обхода я бежал в ординаторскую, где обсуждал случаи пациентов с лечащим врачом. Несколько других ординаторов, каждый со своим списком пациентов для обсуждения, обычно уже были там. Они выглядели спокойными и готовыми к обходу. Я гадал, были ли они продуктивнее или просто безжалостно будили пациентов еще раньше, чем я.

Хотя сон занимает лишь треть дня, он составляет основу здорового циркадного ритма. Многочисленные исследования доказывают его важность для всего организма. При недостатке сна ухудшается здоровье, в том числе развиваются сердечно-сосудистые заболевания, ожирение и сахарный диабет[11]. Тем не менее именно этого важнейшего процесса организма я с готовностью лишал пациентов, руководствуясь правилами больницы. Нам, резидентам, наша собственная потребность во сне казалась более значимой. Мы читали статьи о том, что, когда мы мало отдыхаем, навык принятия решений ухудшается, а количество врачебных ошибок возрастает, что, в свою очередь, влияет на наших пациентов. И все же, хотя я привык к такому графику и обычно высыпался, не стоило надеяться, что мои пациенты достаточно спят в больнице.

Прочитав ряд медицинских источников, мы обсуждали исследования, в которых обнаружилось, что распространенность нарушенного сна среди госпитализированных пациентов достигает масштабов эпидемии. В некоторых трудах было выявлено, что регулярная проверка жизненно важных показателей в ночное время считается одной из основных причин нарушений сна пациентов, и я вынужден был признать свой вклад в эту статистику. Я часто машинально назначал эти плановые проверки, чтобы отследить ранние признаки ухудшения состояния пациента: повышение температуры или изменение артериального давления и частоты сердечных сокращений.