— Все это так поразительно! Я не имела понятия о том, что происходило.

— Откуда же тебе знать? Сколько лет тебе было — пять или шесть?

— Помню только, что я жила с моими родителями в том роскошном доме, а потом их не стало, и я очутилась в сыром, темном подвале, испуганная, ничего не понимающая.

— Бедное, бедное дитя! Но ты была храброй, не сомневаюсь. У тебя взгляд отца. Какое расточительство жизни! Это я должен был умереть. Но я живу, прикованный к этому креслу на всю оставшуюся жизнь… Впрочем, нельзя жалеть себя. Вместо того, чтобы вспоминать свои беды, лелеять их, надо закрыть их в темный шкаф и забыть о них — это самое мудрое решение.

Я сказала:

— Мне очень жаль. Давно это случилось?

— Четырнадцать лет назад, когда мне было двадцать пять. Меня скинула лошадь во время охоты. Я знал, что она не сможет перескочить через ту изгородь, слишком высокую для нее. Другие повернули обратно и объехали. А я должен был перепрыгнуть. Я должен был показать всем, покрасоваться… только и всего. И я упал. Лошадь подмяла меня под себя. Ее пришлось пристрелить. Иногда я думаю, что надо было пристрелить и меня. Ну вот, опять эта жалость.

— Это можно понять, — ответила я.

— Никто не думал, что я выживу. Я был помолвлен с красивой девушкой. В первые недели она ухаживала за мной. Она говорила, что свадьба все равно состоится… я не мог вынести этой жалости к себе. Я стал невыносимым, затаил обиду на жизнь. В нашей семье все были такими деятельными. Я не мог вынести этого; и потом эта боль…, возникающая время от времени боль. Все дело в том, что я никогда не знал, когда она придет. Я впадал в неистовство. В конце концов моя невеста увидела, что все бесполезно. Я тоже это понял.

Я не мог обречь ее на подобную жизнь. Через какое-то время она вышла замуж.

— Я вам очень сочувствую. Но теперь вы кажетесь таким спокойным, кротким… примирившимся.

— Все это сделало время, Кларисса. Время — великий учитель и целитель. Я говорю себе, что это трагедия, когда Джон умирает от неизвестной болезни в Париже, а я, его преемник, становлюсь калекой, проводящим дни без движения. Можно подумать, что это проклятье дому Филдов, если верить в такие вещи.

— А вдруг это действительно проклятье?

— Нет. Столетиями наш род был сильным и энергичным, мы защищали наши земли и имущество от мародеров-шотландцев, когда они совершали набеги через границу. Это просто несчастье, которое может постигнуть любую семью в любое время. Теперь я хочу послушать тебя, Я рассказала ему о жизни в Эндерби, о том, что мы поддерживаем очень хорошие отношения с Довер-хаусом, где живет моя бабушка Присцилла, и с Эверсли-кортом, где живут прадед и прабабушка.

— У тебя ведь есть еще дядя, военный?

— Вообще-то, он мой двоюродный дедушка. На самом деле его зовут Карлтон, но мы зовем его Карл, чтобы отличить от прадедушки.

— У тебя семья долгожителей.

— Моя бабушка была очень молода, когда родилась моя мама, а мама была молода, когда родилась я.

— Понимаю. Разрыв между поколениями получается небольшим. Ты часто видишь дядю Карла?

— До недавнего времени видела очень редко. Он ехал со мной до Йорка.

Дядя кивнул. Наступила тишина; потом в дверь постучали и вошла Эмма. Она сменила свое бархатное платье на парчовое с голубоватым оттенком. Лиф был низко вырезан, и ее кожа казалась перламутровой. На шее и в ушах были гранатовые украшения, очень шедшие ей. Позже я узнала, что это был подарок дяди Пола его невесте, которая, разорвав помолвку, возвратила ему все подарки. И я подумала, что, наверно, ему очень понравилась Эмма, если он отдал ей подарки своей невесты.

Еще до обеда в замке появились гости. Племянник, который навещал нас в Эндерби, приехал со своим отцом. Мэтью Филд был очень похож на моего отца высокий, внушительный. Он обрадовался, увидев меня.

— Ты действительно такая хорошенькая, как описал мне мой сын Ральф! воскликнул он. Ральф встретил меня, как старую знакомую.

— Хорошо, что ты приехала, не побоявшись длинного пути, — сказал он. Надеюсь, новорожденный в добром здравии?

— Роды прошли хорошо. Девочка набирает силу. Я должна была остаться до ее рождения. Надеюсь, вы понимаете.

— Ну конечно.

Обед был обильный и проходил неторопливо. Некоторые из подаваемых блюд были мне незнакомы.

— Здесь, на севере, мы едим больше, чем вы, южане, — объяснил дядя Пол.

— Это из-за климата, — подхватил Ральф. — Здесь бывают сильные морозы, и чтобы не поддаться холоду, мы едим горячие супы, кровяную колбасу и горячее жареное мясо.

Меня совсем разморило от обильной еды и непривычного вина, не говоря уже о проделанном пути и открытии того факта, что у меня есть сестра. Наверно, по мне это было заметно, потому что дядя Пол сказал:

— Клариссе сейчас необходим хороший крепкий сон. Эмма, проводи ее в комнату. Она может заблудиться в замке. — Он повернулся ко мне. — Здесь действительно трудно ориентироваться, пока не узнаешь все как следует. Сначала замок был крепостью, но за прошедшие столетия столько было пристроено, что он напоминает скорее лабиринт, чем жилище.

Эмма послушно поднялась и, улыбнувшись мне, спросила, готова ли я пойти. Я ответила утвердительно, поскольку испытывала большее желание побыть одной и еще раз обдумать то, что я услышала. Она взяла свечу с комода и посветила мне на лестнице.

Пока мы поднимались, она поводила свечой из стороны в сторону и обернулась ко мне с улыбкой.

— Всегда немного… как это говорят? Жутко при свете свечи.

Как и Жанна, Эмма иногда вставляла в свою речь французские слова. Это придавало разговору определенный шарм.

— Да, — согласилась я. — Наш дом немного похож на этот.

Она кивнула.

— Но ты не боишься теней… ты не боязливая.

— Стараюсь.

— Стараться — это все, что нам остается. Подойдя к моей комнате, она распахнула дверь, и мы вошли. В камине горел огонь, что делало комнату уютной.

— Я предложила затопить камин в твоей комнате, — сказала она. — Очень холодно, когда дует ветер.

Тяжелые занавеси были задернуты. Одеяло было отогнуто. Кровать манила ко сну.

— В постель положили грелку… ты увидишь.

— Все хотят, чтобы я чувствовала себя уютно.

— Мы с дядей Полом хотим, чтобы ты чувствовала себя как дома.

— Я чувствую это.

— Тебе что-нибудь еще надо… на ночь?

— Не думаю, спасибо.

— Если тебе что-нибудь потребуется, — она сделала широкий жест, — позвони. — Она показала на шнур от звонка. — А если что-нибудь понадобится от меня, то я недалеко, в этой же башенке. Мои окна выходят на запад, на село, а твои — на море.