— Но самое интересное в другом. Она постоянно ходила в сберкассу и проверяла, не выигрышные ли они, — продолжил Абдулов. — Но не станешь же все время таскать облигации с собой.

— То есть она переписала номера, — кивнул Поливанов. — И список где-то должен быть.

— Нашли его только что. При повторном осмотре ее квартиры. Первый раз не обратили внимания. А сейчас нашли.

— Ты додумался? — посмотрел на него Маслов. — Серджио, ты настоящий Пинкертон, и я преклоняю перед тобой голову. О тебе сложат саги.

Со вчерашнего дня Маслов именовал своего нового приятеля на итальянский манер — имя Серджио он тоже подсмотрел на кинофестивале.

— У нас на Руси былины, — отмахнулся Абдулов. — Сейчас все сберкассы оповестим, разошлем циркуляр по Союзу. Посмотрим, придет ли кто обналичивать.

— Вряд ли, — с сомнением произнес Поливанов. — Подождут, пока все утихнет.

— Ну, часто мы недооцениваем жадность уголовного элемента, — сказал Маслов.

— Тут ты прав, — согласился Ганичев. — И дурость…

Грека задержали.

Просто и незатейливо — подошел к нему у вокзала милиционер с двумя дружинниками — красавцами и спортсменами, кровь с молоком. Грек посмотрел на них и четко понял, что не уйдет. Здоровье и годы уже не те, а перо дома оставил — с ним на улицу не показывался, знал, что менты на каждом углу и копытом землю роют. Предпочитал обычный перочинный ножик — порешить им человека можно так же спокойно, как и финкой, а трений с законом никаких. Но ножик сейчас не поможет.

— Ваши документы, гражданин, — произнес рядовой милиционер, молодой, ушастый и весь светящийся энтузиазмом.

«Пузо бы тебе пропороть», — с чувством подумал Грек, но в ответ выдал лишь самую свою лучезарную улыбку: казаться добрым и безобидным — очень полезное искусство.

— А что случилось, товарищ милиционер? — спросил он.

— Вопросы я задаю. Вы отвечаете.

— Конечно, конечно, — Грек протянул паспорт.

Милиционер пролистал его раза три, пытаясь что-то выискать, но ничего крамольного не увидел. Все равно отпускать ему этого человека определенно не хотелось.

«Ну и нюх у него, — с уважением подумал Грек. — Далеко, легавый, пойдет. Если пером не остановят».

— Пройдемте в отделение, — козырнул рядовой.

— Зачем? Я же опаздываю, товарищ милиционер.

— Все опаздывают. Положено.

— Ну, положено так положено, — покладисто согласился Грек.

Его, как под конвоем, повели в отделение. При этом милиционер был угрюмо сосредоточен, а дружинники веселились и засматривались на девчонок, но все же и о конвоируемом не забывали, присматривали за ним строго.

Сдали его как подозрительного. Посадили в камеру доставленных, полную цыганами. Также там были двое бродяг, путь которых лежал на год в зону или в спецприемник, где их побреют, пропылесосят и выдадут путевку на работу и жительство в колхозах.

— Давно от хозяина? — придвинувшись на лавочке, заговорщически осведомился нечесаный скиталец.

— Какого хозяина? — удивился Грек. — Я сам себе хозяин.

— А по повадкам вроде на блатного похож, — разочарованно протянул бродяга.

— Да ладно тебе, друг. Работяга я. Ну побаловался по молодости немножко. Но война все списала.

— Обознался. У меня самого десять ходок, — с гордостью объявил бродяга. — Сперва за кражи. Потом все за бродяжничество.

— Так осесть тебе надо давно, — нравоучительно изрек Грек. — Хозяйство завести. Семью.

— Знаю. Но душа не дает. На простор рвется.

— Так бывает.

— В Свердловск этот я по дури поперся. Думал, город как город. А у них тут какое-то убийство лютое было. Так что теперь всех подряд хватают. Вот и взяли. Сейчас год дадут. Зимовать как раз в зоне придется. Но это нормально. Хотя бы в тепле.

— Ну, желаю тебе удачной отсидки.

— Спасибо, добрый человек. И тебе того же, — с хитрым прищуром изрек бродяга.

— Типун тебе на язык…

Вот так и поговорили.

Через полчаса Грека проводили в комнату, на которой было написано: «Оперуполномоченные уголовного розыска». Это не радовало. Все складывалось хуже некуда. Если его станут крепко прижимать, надо будет думать, как рвать отсюда когти.

В кабинете его ждали двое. Молодой, комсомольского призыва, оперативник, горячий и запальчивый. Второй чуть постарше, с рыжими волосами, лицо простоватое, но по манере держаться сразу видно опытного легавого. Взгляд рассеянный, но будто пронзает насквозь. С этим нужно ухо востро держать.

— Капитан Абдулов, — представился рыжий. — Вопросов к вам, гражданин, несколько.

— Отвечу на все! — с энтузиазмом воскликнул Грек.

С утра Абдулов прокатился по отделениям, чтобы в очередной раз посмотреть на доставленных — нет ли представляющих оперативный интерес. Бродяги и цыгане его не слишком заинтересовали, но тут постовой доложил, что на вокзале наткнулся на подозрительного субъекта. И старший оперуполномоченный решил лично посмотреть на него.

— Рукава рубашки закатайте до плеча, — потребовал Абдулов.

Грек послушно закатал рукава и представил на обозрение филигранно выполненную татуировку — карты, ствол, русалка.

— Рубашку расстегните, — продолжил Абдулов.

— Ну, прям медосмотр, — улыбнулся Грек, расстегивая рубашку.

Сейчас он благодарил бога, что никогда не злоупотреблял татуировками. Конечно, татуировка для блатного — это и его автобиография, и подтверждение статуса. За каждую татуировку, которая что-то означает, перед братвой отвечать надо, порой и кровью. Но ведь и легавые умеют эти биографии читать.

— Где сидели? — продолжал напирать Абдулов.

— Да по молодости. В Воркутинском крае.

— По какой статье?

— За кражи личного имущества. В колонии и наколол сдуру пару наколок. Вон, одну свел на запястье. А эту пока не смог.

— Сами откуда?

— Из Воронежа.

— Давно прибыли?

— Да вчера на поезде. В двенадцать сорок.

— Работаете?

— Уволился с завода железобетонных изделий в Воронеже. Приехал в ваш город счастья попытать.

— В наш город? — Абдулов уселся на стул и насмешливо посмотрел на стоявшего в центре комнаты Грека. — А рядом с Воронежем ничего не нашлось? Не ближний свет.

— Ну…

— Да вы не молчите. Я внимательно слушаю…

Нужно было что-то срочно говорить. Самое худшее, что менты все могут проверить. Грек извлек последний козырь из рукава.