— Я пойду подою корову и вернусь. Не скучайте!

Надо же, еще корова своя! И все сама делает, московская девчонка с музыкальным образованием! Когда Настя вернулась, ты мирно спал, уронив книжку. Мы не стали тебя будить, ушли с чаем на кухню, где хозяюшка занялась разливанием молока по банкам. Я даже обрадовалась возможности остаться с ней наедине. Столько вопросов толпилось в моей голове!

— Вы давно знакомы с Николаем? — начала я, кусая пирог с курицей.

— Ну, Саша с ним в одной группе играл в молодости. Я-то пару раз встречалась с Колей, оба раза он к нам приезжал. Мы здесь пять лет живем, до этого Саша в Москве пытался наладить свое дело, собрать старую группу мечтал, но ничего не вышло. Не сразу он путь свой нашел… — Настя вздохнула, вспоминая о чем-то грустном.

— Наверное, благодаря вам?

— По милости Божией, — просто ответила молодая матушка.

— Не страшно вам было: Москву, все бросить и уехать? — удивлялась я.

— Нет! — улыбнулась Настя. — Здесь мы нужны, у нас замечательный приход. При церкви приют для бездомных с Сашей основали. Кстати, Коля очень помог. — Она помолчала и продолжила, не поднимая глаз от банки с молоком: — Я рада за него, за вас… Вы уж его берегите, таких людей беречь надо, они сами не умеют…

— Да, — прошептала я, тронутая ее словами, — я знаю…

Мы еще долго болтали о разных хозяйственных делах, я выспрашивала все тонкости ведения деревенского дома, записывала разные рецепты, потом все же перевела разговор на тему, в особенности интересующую меня.

— Вас не смущает разница в возрасте?

— Ой, нет, — беспечно махнула Настя рукой. — Я ее не чувствую совсем. Саша — он же как ребенок… Они оба у меня дети!

— Однако у вас маленький сын, для Саши — поздний. Это… ничего? — спотыкаясь, сформулировала я.

Матушка пожала плечами:

— А что тут такого? Я не вижу никакой разницы. — Посмотрев на меня, она все поняла. — Сорок пять для мужчины не возраст. Главное, чтобы мамочка была здорова и способна рожать. А я так, можно сказать, только начинаю.

— Простите меня, Настя, но если, не дай Бог, Саша не сможет поднять ребенка на ноги? Не боитесь?

Молодая женщина улыбнулась:

— Все дается человеку по силам и вовремя. Я ничего не боюсь. И вы не бойтесь. Если Бог даст — рожайте!

— Даже если он против? — кивнула я в сторону горницы.

Настя заговорщически подмигнула:

— В таких делах мужчина не указ.

Я подумала, что матушка абсолютно права, но не могла до конца согласиться с ней.

— Как же без ребенка? — продолжила Настя. — Разве это семья?

Я вздохнула:

— Счастливая вы. У вас все так ясно и просто, на все есть ответ.

— А вы живите с Богом, и у вас все станет просто и ясно. Настя завершила работу и присела к столу выпить чаю.

Она вдруг немного помрачнела, словно что-то вспомнила.

— И у нас, на ваш мирской взгляд, все не просто. Через что пришлось пройти, лучше и не вспоминать. Я ведь едва не потеряла Петра Александровича, когда носила его. — Она перекрестилась. — Тяжело начинали. Саша продал все в Москве, чтобы восстановить церковь. Дом этот купили уж на мои деньги от комнаты в коммуналке. Отношения с местными жителями поначалу были ужасные. Ай, да что там! — Настя снова улыбнулась солнечной улыбкой.

Да, подумала я, у каждого свой ад, свои беды и страдания. Никогда нельзя судить по внешней жизни людей.

Вернулся отец Александр, разбудил тебя. Уже давно стемнело, пора было возвращаться домой. Сон тебя освежил, ты выпил крепкого чая и как заново родился. Супруги вышли нас проводить. Как я ни отнекивалась, Настя сунула в машину корзинку с пирогами — «на дорожку». Мы расцеловались на прощание и чуть не расплакались. За один день она стала мне как сестра родная. Когда отъезжали, я оглянулась в последний раз и увидела, что отец Александр осеняет нас крестным знамением.

— А ведь он чуть не умер когда-то, — проговорил ты, будто продолжая начатый разговор.

— Как?

— Спивался по-черному. Настя тебе не говорила?

— Нет, — покачала я головой.

Ты рассказал мне о первой семье Александра, о его неудачах, долгах, криминальных приключениях. О том, как однажды у него остановилось сердце и только чудо спасло музыканта от смерти. После этого он взял себя в руки и резко изменил образ жизни.

— Уверяет, что ему видение было: эта церковь и этот дом, — рассказывал ты. — Потом случайно здесь оказался и обомлел. Церковь узнал. Решил, что это знак свыше. Тогда вот и Настю встретил. С той семьей уже никакой связи не было, они от него давно отвернулись. Вот так-то…

Я вздохнула от жалости и тоски, стеснившей грудь, и положила голову тебе на плечо. Ты успокаивающе поцеловал меня в лоб.

На этот раз нас не остановили. На подступах к городу мы попали в пробку. Но ты не раздражался, не дергался, курил, думал о своем. Я слегка задремывала. Сказывалось раннее вставание, свежий воздух, сильные впечатления.

— Да, что-то происходит там… — проговорил ты, когда мы стояли на Садовом кольце.

— Где? — не поняла я.

— В храме… Ты почувствовала?

Я кивнула, говорить не было сил. Я думала о том, что должно произойти между нами, когда мы вернемся домой. Однако страха и неуверенности больше не чувствовала. Ведь это будет логическим продолжением свершившегося сегодня. И теперь меня не мучил вопрос, любишь ли ты меня. Я знала.

Любимый, ты видишь, я помню все, каждый миг того благословенного дня отпечатался в моей памяти навечно. Фотограф сдержал обещание, мы получили от отца Александра свадебные фотографии. Я часто достаю их из нашего семейного альбома и смеюсь и плачу, глядя на твое сконфуженное лицо и мое счастливое.

Мы вернулись домой в девять вечера. И тут на меня обрушились телефонные звонки, словно все почувствовали происходящее. Катя поинтересовалась, с чем я ей звонила вчера. Я уклонилась от прямого ответа. Однако нашего психолога не так-то просто обвести вокруг пальца.

— Что-то ты темнишь, — изрекла она. — Что у тебя происходит?

— Замуж вышла, — честно ответила я.

На том конце провода помолчали.

— Ладно, так: завтра сбор в четыре на нашем месте.

Я не успела возразить, Катя бросила трубку. Ты ушел в ванную принять душ, я готовила чай: после Настиных разносолов хотелось только пить. Теперь позвонила Шурка, у нее образовалось время, чтобы поболтать. Пришлось ее разочаровать:

— Катя протрубила сбор завтра в четыре, — сообщила я, — вот и поговорим, хорошо?

Шурке ничего не оставалось, как согласиться. Звонила Лариса, любопытствуя о результатах моего похода в магазин. Звонила Мария Александровна по работе, еще кто-то… Выходной, все наверстывали упущенное. Ты вышел из душа свеженький и бодрый, а я все никак не могла отойти от телефона. Подумала: «Осталось только Гошке позвонить!» — и точно, опять раздалось надоевшее треньканье.